38
Смит был пунктуален. Рубена вывели к нему ровно в одну минуту шестого. На полу лежала ажурная сетка утреннего света, боязливо проникавшего внутрь через разбитое окно высоко над нефом. Голое тело церкви отсырело и покрылось пятнами. Утро было лишено всякой цели. Теплота и уют казались невозможными в этом мире.
Рубен изложил свои условия спокойно, без видимых эмоций, надеясь, что его волнение останется незамеченным. Смит благоухал и был невозмутим, почти замкнут; он хорошо выспался, принял ванну и освежился туалетной водой, прежде чем отправиться в церковь. Для стороннего глаза он выглядел как бухгалтер или продавец компьютеров в начале рабочего дня – с бледными глазами, застегнутый на все пуговицы, готовый заработать еще на один день своей будущей пенсии. Как бухгалтер или продавец, он, казалось, скучал, проходя через эту рутину, словно всплеск жестокости прошлой ночью отнял у него весь гнев вместе с надеждой. У его ног багровое пятно подрагивало на слое пыли – это неверный свет отыскал в витраже наверху уцелевший кусок стекла яркого красного цвета.
Он с готовностью согласился на условия Рубена, словно в какой-то степени ожидал услышать нечто подобное. Рубен чувствовал, что Смит обладает непостижимым инстинктом преуспевающего преступника, интуитивной способностью отличать жестокость для достижения определенной цели от жестокости бесцельной. Что пользы быть крутым, если вы не знаете, когда нужно уступить. Минутное колебание, потом он пожал плечами и кивнул.
Смит тут же сделал знак своим людям, что пора отправляться. Они потушили все лампы, осуществляя на свой манер второй обряд секуляризации. Залитое кровью тело Коминского оставили лежать на ступенях алтаря – подношение своего рода. Запах дорогой туалетной воды Смита висел в выстуженном воздухе, довершая таинство воскуренным благовонием.
* * *
Все прошло по плану. Родители Рубена устали и были напуганы, но в остальном им не причинили никакого вреда. Они уже давно научились справляться со своими страхами, приученные к этому более жестоким кнутом, чем тот, которым мог размахивать Смит. Его мать была в шерстяном платье медного цвета и темной шали в мелкую крапинку, волосы она по обыкновению зачесала назад, убрав их в плотный пучок. Никакой косметики, никаких украшений. Просто старая женщина, которая так часто смотрела смерти в лицо, что еще один раз ничего не значил. Она натянуто улыбнулась Рубену, потом отвернулась. Рубен видел ее словно в первый раз.
Его отец сидел рядом с ней, держа ее за руку, ничего не говоря. Рубен забыл, насколько хрупким стал старик, как туго была натянута его покрытая старческими пятнами кожа на высохших мышцах и тонких костях.
– Они поедут со мной, – сказал Рубен, решив настаивать смелее теперь, когда они настолько продвинулись вперед. – Я передаю вам бумаги, вы и ваши люди уходите. И все. Двое стариков: для вас это ничто.
На этот раз Смит покачал головой:
– Они живы. Вы их видели. Чего вы еще хотите?
– Я хочу, чтобы они оставались живыми и впредь. Вы можете забрать то, что вам нужно, все до последней бумажки. Но они должны быть со мной. Ваше показательное выступление вчера ночью отнюдь не внушило мне доверия к вам.
– Оно и не преследовало такой цели. Как раз наоборот. Но если это вас порадует и сэкономит время, я не вижу причин препираться. Где бумаги?
Рубен колебался как раз столько, сколько было нужно, чтобы его ответ выглядел естественным.
– В моей квартире.
– Вы лжете. Мои люди прошлись по ней с пинцетом и лупой. Там ничего нет.
– Я не клал их в ящик стола, где их смогли бы найти вы или кто-то другой. Они там, поверьте мне. Какого черта, что я выигрываю, если лгу?
Смит сжал губы:
– Не знаю. Но вы рискуете очень много проиграть. Если эти бумаги не будут у меня в руках в течение следующего получаса, я лично перережу вашей матери горло над кухонной раковиной.
Именно тогда Рубен решил, что убьет его.
Его квартира была огорожена полицейской лентой, как и квартира Анжелины. Открыв дверь собственным ключом, Рубен впустил всех внутрь – своих родителей, Смита и двух его подчиненных. Остальных отпустили отдыхать. Ночь выдалась тяжелой.
До этого момента Рубен почти не задумывался о том, что может произойти, когда он найдет пистолет. Первой проблемой были его родители: он не хотел, чтобы они оказались где-то вблизи полосы огня, если предположить, что откроется стрельба. Второй проблемой было, как справиться с тремя тренированными бойцами в тесноте маленькой квартире, имея только один пистолет и никакой поддержки. Пистолет – если он вообще там лежит – даст ему преимущество секунды на три. А потом?
Он повернулся к Смиту:
– Моим родителям нужно лечь. Вы продержали их без сна всю ночь. Посмотрите на мою мать. Она устала, и она напугана. Мой отец тоже. Они могут подождать в спальне, пока мы разберемся с этим делом.
Смит бросил взгляд на престарелую чету:
– Отведите мать в спальню. Присматривайте за ней. Отец в состоянии побыть с нами.
Рубен не стал спорить. Любой ценой он должен был не дать Смиту заподозрить неладное. Один из телохранителей отвел его мать в спальню. Обе проблемы теперь в какой-то степени уменьшились.
В его кабинете не было ни темно, ни светло, комната словно зависла в каких-то сумерках. Кто-то закрыл жалюзи – Рубен обычно держал их открытыми, – так что свет, который просачивался сквозь них, был бледным, бессильным.
Смит вошел первым и включил люстру на потолке. По комнате прошлись не с одним только пинцетом. Беспорядка как такового было мало – те, кто хорошо умеет искать, делают свою работу систематично, а не переворачивают все вверх дном, – однако было ясно, что ни единый дюйм не остался без внимания опытных глаз и рук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137