Он тревожно огляделся вокруг. – Но что-то подсказывает мне, что нам нужно это сделать. Чтобы обрести душевный покой.
– Как ты предлагаешь за это взяться? – спросил Рубен. – Эти люки на вид тянут на добрых несколько фунтов.
Дэнни бросил на Рубена испепеляющий взгляд:
– Тебе следует побольше тренироваться, Рубен. Давай, попытка не пытка.
Рубен кивнул. Он чувствовал себя задавленным, онемелым, утратившим способность реагировать иначе, чем чисто механически. Глубоко внутри себя он испытывал сильное желание оглянуться через плечо. Что Дэнни услышал там в тоннеле? Какой царапающий звук вызвал в нем такую панику, что он открыл стрельбу? Несмотря на огромные размеры комнаты, Рубен ощутил приступ клаустрофобии.
Они выбрали ближайший к ним люк, не видя причин предпочитать один другому. Рубен выключил свой фонарь, а Дэнни пристроил свой на полу, и тот положил на кирпичи овальную таблетку пастельного света. Встав лицом друг к другу, они присели на корточки, аккуратно приняв такое положение, чтобы не надорвать спины. Просунув пальцы в отверстия, они напрягли мышцы и приготовились принять тяжесть.
Люк оказался тяжелее, чем предполагал Дэнни. Мышцы вздулись у них на плечах и на шее, но люк приподнялся всего на какую-то долю дюйма. Не смутившись, Дэнни отдал ему все, что у него было.
– Да... вай... Рубен... У... нас... по... лучится, – пропыхтел он.
Рубен закрыл глаза. На черном бархатном фоне запрыгали огоньки и молнии; ему казалось, что его мышцы разорвутся или лопатки выскочат из своих суставов. Люк медленно приподнялся и заскрежетал по полу, когда они двинули его в сторону.
Они передохнули, пытаясь отдышаться. Рубен пришел в себя первым. Подняв фонарь Дэнни, он заиграл им в тенях, населявших колодец. Плотная завеса паутины, шорох паучьих лап, что-то неразличимое внизу. Он разодрал паучьи тенета концом фонаря. Нервничая, он снова направил луч в колодец. Потревоженные пауки сердито разбегались, посверкивая черными лапками. Кучка беспокойных теней. Отвесные стены из обожженного кирпича, в трещинах и пятнах. На дне еще одна куча костей, серых, рассыпавшихся в беспорядке. Древние кости, хрупкие кости, давным-давно очищенные от плоти острыми лапками снующих пауков. И над ними человеческий череп: клочья высохшей кожи еще прилипали к щекам, пряди длинных грязных волос протянулись поверх костей, как морские водоросли.
20
Пряди свалявшихся волос волнами, как фуги, пробегали в мозгу Рубена, повторяя раз за разом свое неприкрытое, спутанное послание из мира тлена. Он вздрогнул и отодвинулся от края колодца, Дэнни через несколько секунд присоединился к нему.
Это место было каменным кладбищем. Один Господь знал, сколько скелетов оно хранило и как долго они пролежали здесь. Куда бы они ни пошли, везде под ними лежали, скорчившись, безымянные мертвецы. Никаких имен не было написано на тяжелых плитах, покрывавших их останки, никакие даты не отмечали их рождение и не увековечивали их смерть.
Рубен добрался до края пола и посмотрел назад на эти колодцы с костями. Одно тревожило его больше всего остального: в том, чтобы хоронить покойников под каменными плитами, не было ничего необычного; без имен могилы оставляли редко, однако и подобные прецеденты были известны. Но зачем кому-то понадобилось закрывать могилы такими странными плитами, как эти, с большими сквозными дырами, как крышки ящичков, в которых дети относят своих ручных хомячков домой?
Сами того не замечая, они очутились у ступеней, наверху которых их ждала деревянная дверь. После их последнего опыта ни тот ни другой не испытывал особого желания посмотреть, что за ней кроется, но оба понимали, что, если и был более прямой путь наверх, чем назад по тоннелю, он мог лежать только за этой дверью. К тому же газ, хотя его концентрация и сильно упала, по-прежнему просачивался в зал.
Рубен поднялся вверх по ступеням, Дэнни остался внизу, освещая ему дорогу. Рубен опасливо коснулся простой металлической ручки, сжав зубы, заставил себя повернуть ее. Механизм заржавел, но не оказал серьезного сопротивления. Рубен уперся ногами в верхнюю ступеньку и изо всех сил потянул дверь на себя.
Дверь выгнулась поверху, потом разом подалась, открывшись наружу с мрачным скрежетом. В" ноздри Рубену ударил тяжелый запах давным-давно похороненного здесь воздуха. Запах был гнилой и затхлый, но при этом содержал едва уловимый намек на нечто неожиданное: богатый, многогранный аромат духов, который был на целые столетия заточен в глухом пространстве, поблекший, но еще сохранившийся, превратившийся в полупрозрачный, бледный призрак, темный, плывущий, жалкий.
Петли заклинило, и дверь застряла на полпути. Рубен обошел ее и посветил внутрь. Дверной проем был сверху донизу затянут сплошной простыней серой паутины. Рубен остановился в нерешительности, словно путина была более серьезным препятствием, чем дверь. Потом, почти свирепо, он разорвал ее от края до края. Паутина съежилась и повисла по бокам, не открыв его взору ничего, кроме глубокой черноты, в которую не проникал ни единый луч света. Что бы ни лежало по ту сторону двери, это был не солнечный свет, это была не свобода.
Рубен помолился про себя, чтобы это не оказался еще один склеп. То, что он увидел в следующий момент, исторгло слова божбы из его уст. Не ужас, не страх, а сон, из которого весь страх и ужас были иссечены, словно скальпелем хирурга, оставившим после себя тихий, безумный шелест, который выдавал присутствие кошмара, притаившегося в складках самого сна.
Дверь вела во вторую комнату, гораздо меньшую, чем первая, более мрачную, тяжелую, обычную комнату, которую годы сделали зловещей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137