Пол привлекал женщин сильнее, чем он. Пол играл в футбол, плавал на каноэ, занимался альпинизмом в Шотландии. И он заплатил свою цену за обладание здоровым телом и духом. Как ему, должно быть, теперь одиноко. Майклу захотелось протянуть руку и погладить Пола по щеке. Он подумал, что, вероятно, это тяжелее всего для священника — не знать ласки.
— Что такое? — спросил он.
Почему Пол так смотрит на него? На мгновение между ними повисла тишина — напряженная, тревожная.
— Я думаю, — тихо сказал Пол, — возможно, для Айше было бы лучше, если бы она была мертва.
Глава 31
Снег покрыл Каир непроницаемой оболочкой. Побеленные купола и минареты с полумесяцами издали казались сошедшими с рождественской открытки. Над вершиной Цитадели могла бы сиять звезда. А на грязных окраинах огромного города пастухи в лохмотьях выводили свои стада в зимние поля.
Однако на улицах, внизу все очарование пропадало. Люди дрожали от холода, пробираясь через грязные сугробы и замерзшую слякоть. Люди мерзли в квартирах — здешние дома не были рассчитаны на такую погоду, и меньше всего — в самых старых кварталах, в трущобах Миср-эль-Кадимы.
Отец Пол Хант брел навстречу резкому ветру по темной улице в Вавилоне. Он ощущал запах едкого дыма гончарных печей на краю пустыни, отдалявшего Миср-эль-Кадиму от Города Мертвых, лежавшего дальше к востоку. На узких, извилистых улицах преобладал другой запах, запах нищеты. Снег и ветер не могли его побороть.
Увидев старика, протянувшего руку за милостыней, Пол наклонился и опустил несколько монеток в сморщенную ладонь. Старик на мгновение поднял на него глаза, сжал своими руками руки Пола в жесте благодарности. «Аллах юбарик фик, — прошептал старик. — Аллах юбарик фик». На тыльной стороне его запястья Пол увидел синий византийский крестик. Он улыбнулся и зашагал дальше.
Вавилон — Баб-Альюн или равнина Альюн — был древним селением, из которого позднее вырос Каир. Греки называли его Вавилоном. Римский император Траян воздвиг здесь укрепленную башню, назвав поселение «Вавилоном Египетским». Когда пришли мусульмане, они построили вокруг свой первый город: Эль-Фустат, «военное укрепление». Когда исламский город начал разрастаться к северу, Вавилон и его окрестности стали «Старым Каиром», обнесенным стенами районом, населенным коптами и евреями, местом кладбищ и церквей, монастырей и синагог, благовоний и призраков, мрачных руин, прячущихся за высокими стенами.
Сейчас евреев здесь не осталось, большинство коптов перебрались в Шубру, а те, кто побогаче, — в Гелиополь или Миср-эль-Джадиду. Некоторые церкви были отреставрированы для туристов, которым надоели избитые маршруты. У их обшарпанных стен по-прежнему толпились священники и монахи, пение литургии все так же раздавалось за узорными решетками, ароматы тошнотворно-сладких благовоний плыли воскресными утрами по улицам. Но жизнь ушла отсюда, дух давно покинул эти места.
Пол чувствовал уныние всякий раз, как приходил сюда, — из-за мрачных, голодных улиц и темных стен без окон. Из-за людей, на лицах которых виделись столетия лишений. Из-за старых святых, скучающих в заброшенных алтарях. Но главным образом из-за того, что он узнал, что скрывалось здесь за стенами и решетками, увешанными иконами.
Он оставил брата в приходе. Майкл, измученный недавними переживаниями, заснул в комнате Доминика. Разрешив Майклу остаться, Пол серьезно нарушил церковные правила. В конце концов, это был не его приход, чтобы распоряжаться здесь по своему усмотрению. Но он утешал себя мыслью, что выбора у него не было. Майкл был его братом, и более безопасного места он бы не мог найти. Выбросить Майкла на улицу означало предать его в руки врагов, о существовании которых он даже не подозревал. Полу оставалось только молиться, чтобы они не пришли вслед за Майклом в приход Св. Спасителя.
Пол вышел из дома. Мимо прокатил местный поезд, направляясь к Эль-Маади и Хелуану. Он ненадолго остановился на станции Мари-Гиргис, затем уехал.
Подойдя к дыре в старой крепостной стене, Пол пробрался через нее, спустился по короткой лестнице и оказался в узком переулке, разделявшем мужской и женский монастыри Св. Георгия. Мимо прошел священник в черной рясе, прижимая к груди требник, задумчивый и хмурый.
В конце переулка Пол прошел под низкой аркой и оказался перед другой лестницей, которая внизу упиралась в боковую дверь маленькой церкви. На мгновение он заколебался. Что, если старик умер? Что, если он лгал, по каким-то причинам, известным лишь ему самому или его Церкви? Или хуже — что, если он сказал чистую правду? Пол глубоко вздохнул и отворил дверь.
В Абу-Сарге перемешались свет, тьма и воображение. Дверь захлопнулась, отрезав Пола от внешнего мира. Он закрыл глаза: ему показалось, что он слышит голоса всех умерших и погребенных здесь за многие столетия; слышит, как пролетают ангелы. Так мало пространства и так много мрака. Пол перекрестился и открыл глаза.
Здесь сошлись вместе рождение и смерть Церкви, расцвет монастырей и приход ислама.
Он прошел через притвор в ней. Здесь тьму прорезали тонкие лучи света, падавшие из скрытых ламп. Ряды гранитных колонн отделяли узкие приделы, поднимаясь в темноту. Здесь и там на них еще можно было различить потускневшие изображения святых, выцветшие, поблекшие. Штукатурка отвалилась со стен, оставив дыры в золоте и пурпуре фресок, почти таких же древних, как сама церковь.
Пол прошел за пыльный занавес в алтарь. Отец Григорий сидел, как он и предполагал, на низком деревянном табурете, лицом к центральному хайкалу. Голова его была склонена, так что длинные седые волосы ниспадали на колени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134