Папа снова взглянул в окно. На этот раз он увидел, что зарево было от поднимающейся к низким тучам стены огня, пылавшего не слишком далеко. Если бы сейчас был день, он бы видел пелену черного дыма, окутавшую горизонт. Казалось, что огонь растянулся на многие мили.
— Каир? Весь город? Разве это может быть?
— Пожар начался несколько часов назад. Его начал проповедник в мечети Сайида-Зейнаб. Он сказал, что этот город проклят, как Города Равнины. Аллах поставил на нем Свою печать, и он не поднимет Своей руки, пока верующие не сожгут город. Только так можно выжечь чуму — из Каира, из Египта, из наших душ.
— И ничего не было сделано? — спросил Майкл.
Голландец пожал плечами:
— Сделано? А что тут можно сделать? Да и зачем что-то делать? Такова воля Аллаха. Что нам остается?
— Но здесь живут миллионы людей, — запротестовал Папа. — Число жертв будет огромно. Правительство должно что-то сделать. Вы должны спасти всех, кого возможно.
Голландец повернулся и посмотрел на своего узника. Теперь их отношения стали ясными. Вся двусмысленность исчезла.
— Что вы нам предлагаете делать, Святой Отец?
Толпы с факелами мечутся от одного квартала к другому, поджигая дома, глядя, как пламя выжигает чуму, наблюдая Божественное очищение в действии. Кто знает? Возможно, они правы. Все зараженные и больные погибнут. Эпидемия кончится.
— А потом? Что будет с теми, кто уцелеет без воды, пищи, в антисанитарных условиях? Не вспыхнет ли новая эпидемия с еще большей силой?
— Уцелевших будет очень мало, — заявил Голландец.
Айше подалась вперед,
— Вы сами подожгли город, не так ли? — сказала она. — Вы же хотели, чтобы это произошло.
Голландец взглянул в окно.
— Такова воля Аллаха, — проговорил он.
Воля Аллаха пылала на горизонте, и ее огонь был достаточно ярким, чтобы его были видно из космоса, если бы там было кому смотреть.
Глава 76
Каир растворился в темноте. С северной стороны в небе над городом висело зарево. Даже на расстоянии нескольких миль огонь был виден над горизонтом. Майкл думал: не весь ли Египет превратился в ожерелье пылающих городов и деревень? На них еще долго, как черный снег, падал горячий пепел, плавая в лучах фар. Ровное заснеженное пространство почернело на многие мили.
Но вскоре и небо и земля очистились, как будто пепел унесло порывом ветра. Кристально чистый, залитый холодным лунным светом и усеянный звездами, небосвод простирался над ними. Со всех сторон мир покрывала белая пелена.
Вокруг машины простиралась холодная пустынная тьма. Лишь ярко блестели звезды. Снегопад прекратился, и теперь на обширных белых пространствах лежал бледный лунный свет.
Папа сгорбился на сиденье, борясь с навалившейся тоской и беспокойством. Он не боялся за себя: в Белфасте он бывал и в худших переделках. И он не чувствовал особого беспокойства за коптов, чьи жизни висели на волоске. То, что он испытывал сейчас, было почти мистическим ужасом, что его Бог мертв, что Зверь победил его, что Враг близок к победе и что с сегодняшнего дня весь мир изменится. И он искренне чувствовал личную вину за это поражение. Он не обратил внимания на предупреждения Пола Ханта, он слишком верил в свою неуязвимость, защищенность святостью своего престола. Он возгордился. И теперь все заканчивалось в этом пустынном и мрачном месте, во тьме, где не было Бога.
Снаружи не доносилось ни звука, кроме шума, с каким колеса тяжелой военной машины месили снег. После Каира никто не сказал ни слова. Голландец сидел неподвижно, как статуя, устремив взгляд вперед. Отец Нуалан молился. С самого начала пути он беззвучно читал молитвы. Он продолжал верить.
Они поднимались на невысокие увалы и ныряли в глубокие лощины. Затем машина снова начинала подъем, бросая в небо лучи фар.
Внезапно звук снаружи изменился, как будто колеса зашуршали по песку и гравию. Они съехали с шоссе, связывающего Каир с оазисом, и покатили по бездорожью. Машину с пассажирами безжалостно трясло и швыряло на ухабах и камнях. Папа сжал зубы, стараясь не упасть с сиденья.
В каком-то месте они оказались у входа в глубокую теснину, стены которой поднимались далеко в высоту. Голландец повернулся к пассажирам:
— Дальше на машине проехать невозможно. Но есть другой транспорт.
Водитель три раза мигнул фарами. Через несколько секунд во тьме сверкнула ответная вспышка. Прошло несколько минут, затем в лучах фар появился смутный силуэт, к которому вскоре присоединились другие. Пришельцы были одеты в плотные зимние джалабийи, с капюшонами, натянутыми на головы и скрывавшими их лица в тени. Каждый из них ехал на муле и вел другого на поводу.
Отец Нуалан подался вперед.
— Ради Бога, — сказал он, — вы же, конечно, не собираетесь сажать Святого Отца на мула. Он инвалид, он не может...
Папа мягко положил ладонь на руку своего секретаря и покачал головой. Но Голландец уже повернулся и взглянул на священника. В тусклом отраженном свете лица его почти не было видно. Его голос был тихим, еле слышным.
— Отец, — сказал он, — позвольте мне напомнить вам, в каком положении вы находитесь. Здесь не Ватикан и не христианская страна. Вам до сих пор разрешалось сопровождать этого человека только потому, что он, как вы только что заметили, инвалид и нуждается в помощнике. Но в дальнейшем в вашем присутствии нет необходимости. Эти люди отвезут вас в Каир. Вы можете ждать своего хозяина в аэропорту.
— Это абсурд! Вы не можете везти его дальше одного. Ядолжен находиться при нем.
Голландец почти не повысил голоса:
— Я же сказал вам, что ваше присутствие больше не требуется. При необходимости я застрелю вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134