Я слышал шаги второго ребенка.
— Он чужеземец, — ответил мальчик. — Его зовут Уил-Ям. Его дедушка — настоятель Дорже-Ла. Один из мужчин — его отец.
— Его отец большевик?
— Нет. Он их пленник. Он пришел сегодня вечером, чтобы спасти меня и Уил-Яма.
— Я понял. А кто эта женщина, с которой ты говорил?
— Ее зовут Чиндамани. Она была со мной в Дорже-Ла-Гомпа, где я раньше жил.
— Она была твоей служанкой?
— Нет, — ответил мальчик. — Она воплощение Тары в Дорже-Ла. Она мой самый близкий друг.
Он невидяще вытянул руку. У мальчика были длинные волосы, и кончики его пальцев покраснели, коснувшись их.
— Как ты думаешь, она поговорит со мной? — поинтересовался он.
Мальчик молчал. Затем раздался женский голос: он звучал совсем близко. Она стояла рядом с мальчиком.
— Да, — ответила она. — Что вы хотели мне сказать?
— Мне нужен ваш совет, — признался он.
— Мой совет? Или совет богини Тары?
— Помощь богини Тары, — ответил он. — Я хочу знать, что мне делать. Надо ли мне подписывать эти бумаги? Как будет правильнее?
Она ответила не сразу.
— Я полагаю, — сказала она наконец, — что богиня Тара посоветовала бы ничего не подписывать. Вы все еще Кхутукхту. Не этим людям решать, кто должен и кто не должен быть воплощением.
— Вы верите в то, что я воплощение?
— Нет, — ответила она.
— Но я ведь им был?
— Возможно, — ответила она. — До того, как родился ребенок.
— А что бы вы посоветовали мне сделать?
Она замолчала.
— Я не могу советовать. Я всего лишь женщина. Он пожал плечами.
— А я всего лишь мужчина. Вы сами это сказали. Посоветуйте мне, что делать. Как один человек другому.
Она долго размышляла. Когда же она наконец ответила, голос ее был вялым и подавленным, в нем чувствовалось поражение.
— Вы должны подписать бумаги. У вас нет выбора. Если вы не подпишете, они убьют вас. Мальчик уже у них. У них есть все, что им надо.
Он ничего не сказал. Она была права. Они убьют его, и что он от этого выиграет? Он повернулся к буряту.
— Вы еще здесь, За-Абугхай? — спросил он. Он имел в виду Замятина.
— Да. Я ожидаю вашего решения.
— Очень хорошо, — сказал он. — Дайте мне мою ручку. Я подпишу ваши бумаги. А потом вы можете уйти отсюда.
Глава 59
Кристоферу было интересно, когда же закончится весь этот кошмар. Они застрелили Церинга сразу после того, как вошли в юрту. А его и Чиндамани крепко связали и вывели наружу вместе с Уильямом и Самдапом. Они долго ждали, пока Замятин готовил своих людей к походу во дворец Кхутукхту. Кристоферу как-то удалось подойти к Уильяму достаточно близко, для того чтобы поговорить с ним, успокоить его, сказать, что его тяжелое испытание скоро подойдет к концу. Они отправились в путь примерно через час после того, как их схватили.
Он запомнил лабиринт кривых улочек и улиц, пахнущих отбросами и разложением; руки, державшие его, пихавшие его, направлявшие его куда-то; голоса, шепчущие и ноющие в темноте; и саму темноту, пытающуюся материализоваться, когда из нее выплывали какие-то лица.
Затем из-за облаков выскользнула луна, медная, пятнистая, повисшая в туманном небе, и узкие дорожки превратились в молчаливые, залитые серебром улицы, полные собак и неотчетливо видимых, закутанных в саваны тел недавно умерших. Над ними гордо устремлялись в небо башни храма Майдари сорокаметровой длины; в башне Астрологии горела одинокая лампа; шла подготовка к завтрашнему празднику.
Замятину и его людям не составило труда ворваться во дворец. Вход охраняла менее многочисленная стража, чем обычно, — половина охраны готовилась к празднику. Оставшиеся оказали слабое сопротивление, и уже через несколько минут революционеры окружили их.
Уильям сидел у него на коленях, как сидел много лет назад, когда был совсем маленьким, еще до того, как все это началось. Он рассказывал отцу детали своего путешествия в Дорже-Ла. Кристофер хотел, чтобы он говорил, таким образом сбрасывая с себя всю накопившуюся тяжесть. Он задумался, удастся ли Уильяму когда-нибудь полностью прийти в себя после всего, что выпало на его долю, — при условии, что им удастся выбраться отсюда и живыми вернуться в Англию.
Самдап рассказал, что опухоль на шее Уильяма примерно неделю назад стала чернеть. Замятин был слишком занят приготовлениями к перевороту и не хотел терять времени на поиски врача.
— Как твоя шея, сын? — спросил Кристофер.
— Не лучше. Мне все время кажется, что опухоль вот-вот лопнет. Такое ощущение, словно там внутри кто-то ползает. Если я дотрагиваюсь до нее, становится очень больно. Иногда мне хочется сорвать ее, настолько мне больно. Две ночи назад Самдапу пришлось связать мне руки за спиной. Мне страшно. Теперь, когда ты здесь, ты поможешь мне, так ведь?
Мальчик так верил в него, что это было просто невыносимо. Кристофер ощутил такую беспомощность, какой не ощущал за все последние месяцы. Кхутукхту послал за своим личным врачом. И все, что им оставалось делать, — это ждать.
* * *
Кхутукхту опьянел. Он сидел в углу комнаты на длинной софе и курил длинные турецкие сигареты так, как могут курить только слепые. Чиндамани и Самдап сидели рядом с ним. Несмотря на все различия между ними, они понимали друг друга. Все они были трулку, и все по-своему страдали от этого.
Самдап устал, но даже думать не мог о том, чтобы заснуть. С ним снова были Чиндамани и чужеземец, который помог им бежать из Дорже-Ла, отец Уил-Яма. Его охватило сильное возбуждение, с которым он ничего не мог поделать: возможно, что-то вот-вот произойдет, и ему и Уил-Яму наконец удастся вырваться из рук Замятина.
Ему не нравилось его другое тело. Кхутукхту пил спиртное так, словно был простым смертным, и, кажется, сильно напился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139