– Это я – я дала вам силу. Но вы с Аканом улетели – и оставили меня.
– Я никогда больше тебя не оставлю, – сказал я, долго и настойчиво целуя ее в губы и крепко прижимая к себе.
Ее и моя радость нарастали одновременно, и вот перед глазами у меня замелькали звездные вспышки, рассыпавшиеся по ночному небу, и я громко рассмеялся. Уже несколько столетий я так не радовался. Тысячу жизней тому назад испытывал я подобный восторг.
– Нефар, – шепнул я. В самих звуках ее имени таилось чудо, волшебство жило в этих слогах. – Нефар.
– Я так счастлива, что нашла тебя, – прошептала она, прижав лицо к моему смокингу.– Спасибо за то, что вернулся ко мне.
Я запустил пальцы ей в волосы, повернув ее лицо к себе, и увидел, как в ее глазах отражается ночь – живая, подвижная и трепещущая энергией. Я чувствовал эту энергию внутри себя, словно под моей кожей резвились тысячи насекомых, словно я бился в приступе лихорадки, готовой разразиться диким бредом, словно слышал в джунглях ритмичную барабанную дробь, призывающую на охоту. Но и тогда в глубоко запрятанной части сознания шевельнулось что-то тревожившее меня – не стану этого отрицать: вопросы, всплывавшие из мрака и исчезавшие, прежде чем я успевал их ухватить; невозможные вещи, которые я не смел принять во внимание, опасности, которые я отказывался признавать. Но к этому моменту нас привели двадцать пять столетий, и я сжимал в ладонях пустоту всех моих бесконечных жизней. Я не хотел задавать вопросы и выслушивать ответы. Все, что мне было нужно, это слова, которые она произнесла.
– Это должны были быть мы, Хэн, – сказала она. Ее темные глаза вглядывались в мои, о чем-то умоляя. – С самого начала.
– Я думаю, – ответил я, ощущая, что грудь переполнена такими чувствами, какие я не смел даже назвать, так что слова срывались с губ помимо моей воли, – что сначала так и было.
Я ощутил ритм ее радости, как музыку в моей крови, я почувствовал, как мою душу окутывают теплые потоки ее обожания, и они связывают меня, связывают нас. Я почувствовал чудо мужского и женского, ощутил, как холодные темные уголки моего сознания, которых никто долго, очень долго не касался, освещает утренний свет. Нефар оказалась внутри меня – она омывала теплом, врачевала мои самые глубокие раны. Я отражался в ее мыслях; я был полон ею, а она – мной. Мы пребывали друг в друге и упивались исступлением друг друга. Сексуальная энергия, бушевавшая между нами словно ураган, являлась лишь слабым отголоском сил, сотрясавших нас, заставлявших взлетать вверх и обрушиваться вниз, словно камушки в волнах прилива.
Полагаю, мы начали заниматься любовью там, на продуваемой всеми ветрами крыше, с которой открывался отличный вид на блистающий город притворства, хотя точно сказать не могу. Мне казалось вполне логичным, если бы то, что так давно зародилось из магии среди уступчатых скал и мерцающих пустынь Египта, в конце концов завершилось на рукотворной горе в той стране, где магия стала одной из разновидностей валюты.
Мои воспоминания сливаются вместе, как капли воды в огромном крутящемся водопаде, и каждая из них походит на чудесный кристалл, искрящийся и сверкающий на солнце, а вместе они образуют грохочущий каскад, который не в силах остановить или ослабить даже мощь древней земли.
Я припоминаю медленный танец звезд и ярко-алое свечение восхода, едкий привкус ветра пустыни и сладкую соль страсти на языке. Я испытал боль, и тоску, и ярость желания, и сладкий нарастающий восторг от присутствия Нефар, от ее сущности. Я прикасался к ней, вдыхал ее аромат, пробовал его на вкус. Все это, такое знакомое и дорогое, возвращало мне мою целостность. Она пришла ко мне, моя Нефар, и принесла с собой все, что было утрачено. И хотя ценой мог оказаться целый мир, я считал эту цену оправданной – на тот момент.
Сколько минуло дней, или часов, или даже недель в этом водовороте страсти и открытий, слияния и воссоединения? Если бы я знал, то ответил бы на этот вопрос. В масштабе жизни, продолжавшейся более двух с половиной тысяч лет, разница между днями и часами казалась мне несущественной… пусть даже эти дни и часы являлись самыми важными из всех отведенных мне судьбой. Думаю, я знал это уже тогда и именно потому полностью отдался чувственному пиршеству, мне предложенному. Я был опьянен желанием – да, поглощен страстью. Но никто не искушал меня, и я находился под действием лишь собственных чар.
То, что началось на крыше в Лос-Анджелесе, продолжилось на вершине горы на Мальорке, потом повторилось хрустальной весной на Крите, и наконец мы оказались в одном из пентхаусов Нью-Йорка. Я не могу рассказать вам о магии, которую мы создавали вместе, о мощи подвластных нам сил, возникавших, когда ее воля соединялась с моей и высвобождались наши эмоции. Ведь в ретроспективе все это кажется чем-то незначащим – так ребенок прижимает к себе игрушку, когда-то отложенную в сторону и почти позабытую. Стоило нам поднять руку, как со скрежетом останавливались поезда, ради нашей забавы плясали в воздухе хрустальные бокалы, от нашего дыхания рассеивались грозовые тучи. Ребячество. Но я могу рассказать вам о нашей любви – трепет физического наслаждения, медленно действующая эйфория глубочайшего соединения, сочетание мыслей и тел, потребностей и желаний. Вдвоем мы нашли в сексуальном единении такую взаимную энергию, какую я, думал, больше не узнаю. Я непрестанно ожидал, когда снова стану частью целого. И доставшейся нам вечности не хватало, чтобы полностью погрузиться в него.
Самым потаенным уголком сердца я понимал, что ждал и желал слишком долго, что завтра наступит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78