– Ты что, испанка?– Седьмая вода на киселе. Дедушка был испанцем. Привезли в СССР перед войной, еще ребенком. Слышали, наверное, про детей, вывезенных из Испании в конце Гражданской войны, когда там фашисты победили.– Интересно. Значит, Рамирес, «...от которой мною получена папка с документами (древняя рукопись и общая тетрадь). Обязуюсь вернуть ее в целости и сохранности в течение месяца с момента написания этого документа. Подпись. Число». Теперь нужно заверить.Жора отворил дверь и во весь голос крикнул:– Марина Александровна?!Через минуту в кабинет вошла немолодая грузная женщина, дожевывая что-то на ходу.– Марина Александровна, нужно заверить расписку, – обратился Жора к женщине.– Пожалуйста. А что она вам отдает?– Да вот... Старые рукописи, – Жора показал на стол.– И что в них?– Еще не знаю.Женщина расписалась, потом Жора сходил в канцелярию, поставил печать и вручил бумагу Бланке. К ней он присовокупил свою визитку, на которой стояли номера рабочих и домашних телефонов, в том числе и сотового.– Кажется, все.– Когда вам позвонить? – спросила Бланка.– Денька через три.Девушка оделась, потом исподлобья взглянула на Жору. Казалось, она хотела еще что-то сказать, но, похоже, в последнюю минуту передумала.– Надеюсь на вашу порядочность, – вместо прощания произнесла она и покинула кабинет. ГЛАВА 2 Наш герой неподвижно сидел за столом, стараясь не смотреть в сторону разложенных поодаль документов. Предстояло исследовать их, а перед этим нужно сосредоточиться, одновременно отрешившись от сиюминутной суеты, сконцентрировать внимание, обострить чувства, включить интуицию. Помедитировав с полчаса, он решил, что готов к работе.С чего начать? Перед ним старинный манускрипт и рассыпающаяся общая тетрадь в порыжевшем коленкоре. Ах да. Еще папка. Начнем с нее, пожалуй.Жора поднял картонку за выцветший шнурок и помотал ею перед носом, словно ожидая, что из нее вывалится что-нибудь новенькое. Но, увы. Папка оказалась пуста. Он присмотрелся к картонной обложке. Поблекшая, полустершаяся надпись: «Личное дело». Еще какие-то едва различимые карандашные каракули. Сверху над «Личным делом» что-то виднеется. Он взял лупу. Ага, буквы. Первая «Л», дальше «и», «х», «о».Лихо! Что это за лихо такое? Еще какие-то литеры – «е» и «а». Итак, получается: Лихо е...а. Лихое дела? Почему первое слово в единственном числе, а второе во множественном? Нет, не то! Лихие дела? Но пятая буква точно «е». Лихолетье? Опять не то. Может, прибавить света?Жора включил настольную лампу и вновь взялся за лупу. «Лиходеевка», – кое-как разобрал он. Дальше цифры. Похоже, дата. 13. 03. 1948. Ясно. «Личное дело» завели вскоре после войны. Больше ничего примечательного на папке не имелось. И то хлеб.Теперь за что браться? За древнюю рукопись или за тетрадку? Конечно, записи в тетрадке достаточно четкие, почти каллиграфические, и чернила хотя и поблекли, но вполне различимы. Однако, скорее всего, тетрадь – комментарии к рукописи. Значит, нужно начать с нее.Жора подвинул к себе рукопись. Это, конечно же, не пергамент, а бумага. Лист большой, что называется, неформатный. Заляпан, покрыт пятнами, с одного края обгорел. Взглянем на просвет.Он поднес лист к лампе. Ага! Имеются водяные знаки! Видны они плохо, поскольку лист сильно загрязнен, однако разобрать рисунок все-таки можно. Отлично! Теперь несложно определить страну изготовления, а возможно, и время. Жора снял со стеллажа большую стационарную лупу и поднес к ней лист. Так. Водяной знак в виде герба. На среднем столбе три косых андреевских креста. Щит поддерживают два вздыбленных леопарда.Он отложил лист, отворил дверь кабинета и заорал:– Марина Александровна?!– Ась? – послышалось в ответ.– На минуту.Вновь появилась дородная дама. Она по-прежнему что-то жевала.– Еще чего подписать? – поспешно сглотнув, спросила дама.– На этот раз другое. По водяным знакам чего у нас в библиотеке есть?– По водяным?.. Трехтомник Лихачева Николая Петровича. «Палеографические значения бумажных водяных знаков». Еще дореволюционного издания.– Я, пожалуй, в него загляну...Через полчаса происхождение бумаги было установлено. Оказалось, она изготовлена в Голландии, скорее всего, в конце семнадцатого – начале восемнадцатого века. Об этом говорил водяной знак в виде, как оказалось, герба Амстердама. Отлично! Значит, бумага почти наверняка подлинная. Наверное, и текст настоящий. Итак, текст... Пора браться за него.Жора достал лист стекла, по размеру чуть больше самого манускрипта, положил под него лист с текстом, на стекло поставил стационарную лупу, а рядом пристроил сильную лампу. Теперь текст вполне можно было разобрать.Что ж, приступим. И он принялся читать: «В лето Господне от сотворения мира 7214 , а от Рождества Христова 1706 , июня в 18 день в нашу обитель пожаловал государев дьяк Петр Скрябин с ратными людьми , для проведения сыска. А сыск тот пущен по злому навету чернеца Прохора , которого отец настоятель , преподобный Серапион , приказал высечь за непотребство , а именно неумеренное питие хмельного зелья , блудное , а , иножды , и носильное сожительство со многими жопками , кои в монастырь приходили приложиться к чудотворным мощам святого старца Варсонофия. Сей Прохор , затая злобу лютую , измыслил и сотворил навет на настоятеля , преподобного Серапиона. Будто бы сей Серапион говорил про царское величество многия неистовые слова , хулил его на проповеди и вселюдно обзывшъ Антихристом и исчадием ада. Кроме сего , как указал дьяк Скрябин , преподобный Серапион подбивал народишко бунтоваться против Государя и на сие дело давал денег немало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18