А так я просто покупал новые, большего размера, рубашки и продолжал работать с гантелями.
Однажды вниз спустилась учительница, мисс Мантенья, ухоженная стройная женщина с золотыми спиральными локонами, которая пришла работать в нашу школу по годовому контракту, заменяя другую учительницу. Она узнала обо мне от завхоза, ну да, она ведь только что переехала в свой дом, и ей нужен был сильный парень, который помог бы ей приподнять пианино, чтобы она, наконец, смогла засунуть под него ковёр. Не затруднит ли меня как-нибудь зайти к ней? Может, прямо сегодня, часа в три? Конечно, с удовольствием, сказал я с готовностью прийти на помощь, и она написала мне свой адрес.
Я пришёл, как обещал, а то, что на ней был лишь лёгкий халатик, когда она открыла мне дверь, я отметил без всякого подозрения. Потом я стоял в её гостиной и, приподняв пианино, держал его, чтобы она могла расправить под ним ковёр, и вдруг увидел в глубоком вырезе халата её грудь, её голые сиськи, которые покачивались в мягком, рассеянном свете дня. Меня прошиб пот, у меня всё встало, но я не мог отвести взгляд.
И тогда она подняла голову, посмотрела мне прямо в лицо и спросила, не меняя позу:
– Тебе нравится то, что ты видишь, Дуэйн?
Что ответишь в шестнадцать лет на такой вопрос, в такой ситуации? Я помню, что кивнул с пунцовым лицом, но не думаю, что смог произнести хоть слово.
Она встала, томно изгибаясь, при этом её рука скользнула вверх по моей ноге и очутилась в опасной близости к взрывоопасному месту.
– Мне тоже нравится то, что я вижу. – Я ощутил аромат её духов. По крайней мере, то, что я тогда ощутил, я принял за духи. – Я с удовольствием показала бы тебе ещё кое-какие вещи, которые наверняка понравятся нам обоим. Если, конечно, у тебя есть время.
Я горячо заверил её, что время у меня есть, даже сколько угодно. Да, сказал я, на остаток этого дня я больше ничего не планировал. Не говоря уже об остатке месяца или всей моей жизни.
– Как хорошо, – улыбнулась она и стала расстёгивать на мне рубашку. Должно быть, у меня был очень глупый вид, поскольку она добавила в том успокоительном тоне, к которому учитель прибегает с учеником, перевод которого в следующий класс оказывается под угрозой: – Рассматривай это как нечто вроде дополнительных занятий, Дуэйн. О'кей?
Впоследствии мне стало ясно, что это был её образ жизни. Она постоянно кочевала, каждый год переезжая в новый город, в новую школу, в новое окружение. При всех переездах она таскала за собой своё пианино – не из любви к музыке, а потому, что оно представляло собой неотъемлемое вспомогательное средство для её сексуальной жизни.
Если её дополнительные занятия со всеми индивидуальными учениками протекали приблизительно так, как со мной, то Дарси Мантенья осчастливила немалое количество молодых людей по всей Америке.
Предупреждение, которое было основой нашей договорённости, она дала мне на пороге своей спальни.
– Всё кончится, как только ты начнёшь хвастаться этим. И если ты влюбишься, это тоже будет конец, – сказала она. – Ты должен быть достаточно ловким, чтобы избежать этих двух вещей, но если сумеешь, то не пожалеешь.
Так оно и получилось. И какое же право я имел жаловаться или сетовать на судьбу? Ведь это тоже было частью судьбы, эти пять с половиной месяцев, которые сами по себе были больше того, что выпадает на долю многих мужчин за всю их жизнь. Мне было шестнадцать, то есть я был в том возрасте, когда мужская сила достигает своей вершины, и мне преподали всё, что можно было из этого извлечь. Некоторым образом, можно сказать, она меня освободила. Потом у меня было много женщин, причём я проявлял известную всеядность, что вполне типично для молодых людей. Просто юноши обучаются сексу легче, чем люб…
– Что вы здесь делаете? – спросил Финиан, взявшись неизвестно откуда: он вдруг оказался сидящим рядом со мной на скамейке. – Если я могу спросить, – добавил он.
Я поднял правую руку с колена.
– Вот этим, вы хотите сказать?
– Откровенно говоря, со стороны это выглядит так, будто вы находитесь на грани острого нервного срыва.
– Я всего лишь писа?л.
– Ага. Вы писа?ли.
Я вздохнул. Этому человеку я выдал уже достаточно государственных тайн, чтобы привести нас обоих на электрический стул, так что от этой сравнительно незначительной детали больше ничего не зависело.
– В принципе это лишь кусочек софта, – объяснил я. – Игрушка, если хотите. Один из программистов проекта написал её в своё свободное время и скормил мне в порядке индивидуального эксперимента. Я бы тоже никогда не подумал, что когда-то буду охотнее всего использовать именно эту программу.
Финиан окинул меня скептическим взглядом.
– Вы говорите загадками, мистер Фицджеральд. То, что я видел, со стороны выглядело так, что вы неподвижно сидите и с каменным взором как безумный колотите по своему правому колену. Не хотите же вы мне сказать, что там у вас встроена клавиатура?
Я поднёс к его лицу свою правую руку и пошевелил пальцами.
– Пять пальцев. Если я бью одним большим пальцем, получается пробел. Одним указательным пальцем – буква е. Большой палец с указательным дают и , и так далее. Всего возможна тридцать одна комбинация, этого достаточно для всех букв алфавита, а с кодами переключения – и гораздо больше.
– Тридцать одна? – Он попытался прикинуть это на своих собственных пальцах, но требуется время, чтобы усвоить все это и не просчитаться. – Почему именно тридцать одна?
– Кажется, там задействовано ещё возведение в квадрат. – Я отбил на своём колене самую сложную комбинацию, необходимую для написания буквы х: все пальцы внизу, только безымянный отставлен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94