То есть, – поправился Пайнбрук, – не знаю, действительно ли вы настолько интересны, поскольку эти сведения он не выдаёт, а отсылает меня в министерство внутренних дел, в такой отдел, о существовании которого я до вчерашнего дня даже не знал. – Он бросил скептический взгляд в небо, на котором массы тяжёлых туч куда-то снова спешили. – Могу я вас спросить, какого рода эта программа защиты свидетелей?
– Об этом мне бы не хотелось распространяться, – сказал я, и на сей раз, в виде исключения, это была чистая правда.
– Понятно, – кивнул инспектор. – Такого рода программа. – Он задумчиво склонил голову, и я бы многое отдал за то, чтобы узнать, о чём он думает. – Как бы то ни было, – продолжил он после долгой паузы, – я всё же должен настаивать на том, чтобы вы пока не покидали город.
– Я и не собирался это делать.
– Тем лучше, – сказал он и принялся рыться в глубоких карманах своего пальто. – И вот ещё о чём я хотел бы вас попросить…
Конец его фразы так надолго завис в воздухе в неопределённости, что я пришёл ему на помощь встречным вопросом:
– Да-да?
– …Чтобы вы дали мне знать, если заметите в своем окружении что-то необычное. – Он, наконец, нашёл то, что искал, и протянул мне свою карточку. – По какому-нибудь из этих номеров вы меня достанете в любое время. К большому сожалению моей жены, кстати сказать, но в серьёзном случае вы не должны принимать это во внимание.
– Спасибо. – Карточка была мятая и имела такой вид, будто её отпечатали на плохом ксероксе. Я сунул её в карман. – И что вы понимаете под словом необычное?
Пайнбрук подвигал плечами, поправляя своё пальто.
– Незнакомцы, которые привлекут ваше внимание. Люди, которые за вами наблюдают. Звонки, при которых никто не подаёт голоса. Вот это и есть необычное.
Мужчины с лицами, лишёнными выражения, и разговорами по мобильному телефону, к примеру.
– Честно говоря, для меня и нормальный-то звонок – нечто необычное, – сказал я.
– Мистер Фицджеральд, я постоянно надеюсь, что мои нехорошие предположения – всего лишь нехорошие предположения. Но, как я уже упоминал, мне приходится считаться с тем, что de facto вы связаны с обоими убийствами. Мне будет очень неприятно, если следующим мёртвым, лежащим передо мной, окажетесь вы. – Инспектор помахал одному из своих сотрудников, подзывая к себе, и рассеянно кивнул мне: – Желаю вам хорошего дня.
И с этими словами он оставил меня, никому другому я тоже не понадобился, так что я пожал плечами и зашагал прочь.
Выйдя на улицу, я издали увидел отъезжающий почтовый фургон, и это навело меня на мысль ещё раз попытать счастья у Билли Транта.
– А, мистер Фицджеральд! – Билли в заднем помещении двигал контейнер на колёсах с пакетами всех размеров и сортов. – Хорошие новости! Сегодня он здесь, ваш пакетик с дрессированными цирковыми блохами. Сейчас я только отсортирую то, что нужно отправить дальше…
– Я не спешу, – крикнул я ему.
Итак, я ждал, машинально ощупывая неровности и засечки старого деревянного почтового прилавка, прислушивался к звуку перебрасываемых пакетов, падающих то грузно, то с полым шорохом, и пытался представить, что значит всё то, что происходит вокруг меня.
Естественно, это был никакой не наркоман. Кто бы ни был убийцей доктора О'Ши, всё дело заключалось в моих рентгеновских снимках. Только – откуда он об этом узнал? В конце концов, мне уже казалось, что все загадки сводились к одной: какими такими документами, которые он собирался мне показать, располагал Гарольд Ицуми?
– Мне очень жаль, – сказал Билли, выходя из сортировочного помещения с моим пакетом в руках и огорчённо качая головой. – Так долго заставил вас ждать – и зря.
– Почему же зря? – удивился я.
– Когда разгружали почту, я его сразу заметил и всё время думал, что это ваш пакет. – Билли положил его передо мной. Она была тех же размеров, из того же картона с гофрированной прокладкой, на ней была та же синяя полоса с логотипом производителя упаковки, некоего Пита Паккера, Питтсбург, он был оклеен такой же лентой и так далее – но адресован был не мне, а кому-то в Баллиферрайтере. На месте адреса отправителя красовался штамп торгового дома по рассылке товаров для художников.
– И этот пакет гораздо легче, чем ваши цирковые блохи, – сказал Билли, протягивая мне его. Он действительно был лёгкий, и в нём что-то шелестело, как ткань, если его двигать.
– А для меня в самом деле ничего? – спросил я, возвращая ему пакет.
Он отрицательно покачал головой.
– Я всё обыскал, честно. Да не так уж там и много.
Я посмотрел на часы. У меня ещё оставалась одна баночка концентрата и ровно три часа, чтобы её употребить.
– Но вы можете, – пришло в голову Билли, – написать заявление на розыск. – Он услужливо вытянул из бумаг запылившийся, растрёпанный по краям формуляр. Видимо, необходимость в розыске пропавших без вести посылок возникала не так часто. – Вот. Наверху напишите отправителя и день, когда пакет был отправлен, а вот в этой графе укажите, что содержится в посылке, в вашем случае цирковые блохи…
Я отрицательно покачал головой.
– Не угадали, Билли.
Он беспомощно улыбнулся мне. Не очень красивая у него улыбка. Как только этот молодой человек попадёт в руки зубному врачу, так сразу получит полную искусственную челюсть, а кто-нибудь в его медицинской страховой компании получит сердечный приступ. Я вернул ему формуляр.
– Спасибо за старания. Но я думаю, это ничего не даст.
– Может, придёт завтра.
– Да, может.
Когда я вышел из почты, меня уже не удивляло, что они снова были здесь, мужчины с телефонами возле уха. Идя вниз по Мейн-стрит, я чувствовал их взгляды, как удары ножа в спину, и самоуговоры, что это ощущение воображаемое, не помогали мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94