Хаузер представила себе встречу отца с дочерью и поняла, что он должен был пережить. Она взяла его за руку, ощущая сочувствие и сострадание, каких давно уже не испытывала.— Пошли, Калли. Тут за углом у меня живет подруга. Когда я в городе, то пользуюсь ее квартирой. Пошли, выпьешь кофе, и мы с тобой поговорим.— О чем тут говорить?— У тебя такое чувство, как будто ты потерял все на свете. Бросил на произвол судьбы дочь. Загубил ее жизнь. Так?— Не совсем. Она справляется. Работает на трех работах, получает стипендию, — выпалил он. — Но ведь она, черт побери, должна была жить по-другому. Ты права. Я и в самом деле бросил ее на произвол судьбы. По моей вине она живет как круглая сирота.— Калли, мой отец однажды сказал мне, что в жизни побеждает не тот, кто никогда не падает, а тот, кто поднимается после каждого падения. Получается, что твоя дочь рано познала эту истину.— Слишком рано.— Но ты не можешь повернуться спиной к жизни, — сказала Хаузер. — Не можешь допустить, чтобы эти ублюдки победили.— Они уже победили.— Чушь!— Мне не нужны банальные утешения и ободрения.— Правильно. Тебе нужен хороший пинок под зад.— Ты так думаешь? Если ты так убеждена, что всякое начатое дело надо доводить до конца, почему ушла из полиции? Ведь ты сама говоришь, что была хорошим полицейским.— Разумный вопрос, — сказала Хаузер. — После того как меня ранили, я не могла активно продолжать работу.— Физически не могла? Я не вижу никаких следов ранения. Более того, несколько часов назад видел, сколько в тебе энергии.— Я могла выстрелить в Малика, когда он вышел из задней двери ресторана, но не сделала этого.— Я бы не стал терзаться из-за этого. Тебе достаточно было попасть в землю перед ним.— Вот поэтому-то я и ушла из полиции, — сказала Хаузер. — Через два месяца после ранения я и мой напарник расследовали одно убийство. Мы загнали подозреваемого в подвал. Кварталах в тридцати отсюда, на Восточной восемьдесят шестой стрит. Он спрятался в прачечной и напал на моего напарника. Я вбежала в дверь, за мной полицейский. И тут я вдруг остолбенела, не могла даже прицелиться. К счастью, полицейский из-за моей спины выстрелил в тот же момент, что и преступник. Выстрел преступника только оцарапал плечо моему напарнику, но если бы полицейский растерялся, то был бы мертв, и мертв по моей вине.— Тебя ведь наградили Почетной медалью. За что?— За три месяца до этого случая я была ранена, загородила собой напарника.— Это оправдывает тебя.— Нет, не оправдывает, и ты это знаешь. Мой напарник мог погибнуть из-за моей нерешительности. Очевидно, ранение сказалось на мне более сильно, чем я сначала думала, как и то, что мне пришлось убить человека.— Такое случается со всеми. Но постепенно ты научишься превозмогать всякую нерешительность. Я знаю.— Я отнюдь не была уверена в этом. И опасалась еще раз подвести кого-нибудь. Поэтому, после безрезультатного курса лечения у нашего полицейского психиатра, приняла ее совет и вышла в отставку по инвалидности. До конца своей жизни я буду получать три четверти моего прежнего жалованья, тридцать пять тысяч в год, свободные от налогов. Когда я называю эти деньги «посылочными», я имею в виду, что меня послали. Эти деньги дали мне независимость. Чтобы начать все заново, я покинула город, но если моя работа в «Пост» пойдет не так удачно, как хотелось бы, я могу спокойно уйти оттуда, не боясь, что останусь на мели. Я могу поступить на другую работу или плюнуть на все и отправиться загорать на какой-нибудь карибский остров. Я живу скромно, и тридцати пяти тысяч хватает мне за глаза. Вот и все. Ну, а теперь мы, может быть, свяжемся с Гримальди и возьмемся за дело?— Посылочные деньги? — Калли улыбнулся.— Пошли же. Чашка кофе и холодный душ вернут тебя на эту грешную землю.— Ты пытаешься оживить павшего коня. У меня больше нет сил. Мне сорок два, я бывший зэк, и все лучшие годы моей жизни миновали.— Возьми себя в руки, Калли. Ты слишком много к многим должен; тебе лишь надо оставить все плохое позади и начать жизнь заново. И ты должен понять разницу между характером и репутацией. Репутация основывается на чужих мнениях, зачастую ошибочных. Она не зависит от нашей собственной воли. Но вот характер — совершенно другое, мы можем сознательно совершенствовать его всю свою жизнь. А у тебя твердый характер, к тому же открытый и честный. И ты доказал это, когда отправился в тюрьму за своих так называемых друзей. И я верю в тебя, а я мало в кого верю.Калли повернулся к ней лицом.— Ты хороший человек, Хаузер. Ты знаешь это?— Ты говоришь так, потому что пьян.— Ничего подобного. — Соскользнув с табурета, Калли встал на слегка покачивающиеся ноги. — Ну, может быть, чуть-чуть.Хаузер обняла его одной рукой за талию, он оперся о ее плечо, и они вместе вышли из бара на улицу. Прохладный октябрьский воздух освежил Калли. К тому времени, когда, пройдя небольшой квартал, они достигли «Саттон хауса», многоквартирного дома, хмель почти выветрился, осталось лишь легкое головокружение. Машина Хаузер стояла на Пятьдесят второй стрит, как раз перед входом. Хаузер вытащила из багажника дорожную сумку Калли, и они поднялись на лифте на пятый этаж. * * * Хаузер вошла в ванную, чтобы взять щетку для волос. Остановившись, она вдруг увидела через запотевшую стеклянную перегородку душа обнаженного Калли, который круговыми движениями старательно намыливал тело. И тут она сделала то, чего никак от себя не ожидала: сбросила одежду, вошла в душ и закрыла за собой дверь. Подставив лицо под струю льющейся сверху воды, он споласкивал намыленные волосы, когда она вдруг обхватила его руками за талию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96