— Нет. Но ты можешь говорить при ней откровенно.— Я был очень огорчен, когда прочитал о твоих неприятностях, Майкл, — сказал Спирко. — Надеюсь, что справедливость в конце концов восторжествовала?— Да, восторжествовала.Спирко кивнул.— Ты был выбран священным агнцем для заклания, мой старый дружище. Но как говорят, хорошо смеется тот, кто смеется последним.— Да, ты прав. — Выражение его лица показало Спирко, что эту тему следует сменить.— Так что тебя привело ко мне?— Мне нужна кое-какая информация о твоем старом приятеле Николае Лубанове, — сказал Калли, называя настоящее имя Малика; только оно и могло быть известно Спирко.Хаузер вновь заметила, как резко изменился взгляд Спирко.Теперь он смотрел не настороженно, а холодно и пронизывающе, и ее первоначальное впечатление рассеялось: теперь она видела глаза мясника, а не музыканта.— Вряд ли я могу назвать его приятелем, — наконец произнес Спирко. — Николай доставляет тебе какие-то неприятности?— Трудно сказать. Можешь ли ты что-нибудь дополнить к тому, что я уже знаю, о его работе в КГБ?— Что именно тебя интересует?— Была ли у него какая-нибудь темная сторона?— Темная сторона? — мрачно усмехнулся Спирко. — Я вижу, ты не в курсе той информации, которую я сообщил моим проверяющим.— Мне ничего об этом не говорили.— Когда Николай бежал, он подозревался в убийстве, — объяснил Спирко. — И не в одном, а во многих. В некоторых советских и иностранных городах, где он бывал подолгу, происходили зверские убийства молодых женщин.— И ты сказал об этом проверяющим три года назад?— Естественно. Они обещали передать информацию своему начальству и «принять соответствующие меры». Именно так они сказали, если мне не изменяет память.— Против него были выдвинуты прямые доказательства?— Очень сильные, но косвенные, — сказал Спирко. — Один из свидетелей видел Николая в обществе одной из его жертв в ночь ее смерти. Соответствующий отдел КГБ начал по своей инициативе энергичное расследование, но вскоре его прекратил.— Почему?— Свидетель был прижат к стене дома и раздавлен машиной. Прямо на тротуаре, как показали очевидцы.— И чем все это кончилось?— Никто не разглядел водителя, и после смерти свидетеля они не могли начать судебный процесс. Московская милиция продолжила расследование, но оно зашло в тупик. У Николая были высокопоставленные друзья. Друзья, которые предупредили, что не допустят преследования своего коллеги. — Спирко посмотрел в упор на Калли и добавил: — Судя по всему, мое предупреждение не было принято во внимание.— Очевидно, нет.— С трудом верится.— Тем не менее, это так, — вступила в разговор Хаузер.— И где сейчас Николай?— В Шарлоттсвиле, Вирджиния, — ответила Хаузер.— Не вмешивайтесь, — метнув на нее разгневанный взгляд, сказал Калли.— Не вмешиваться? Эту позицию три года назад заняли ваши коллеги. И вот результат: четверо убитых.— Убийства в Вирджинском университете? — сказал Спирко. — Да, конечно. Они похожи на те, прежние.— Пожалуйста, никому не говори о моем посещении и о возможном участии Николая в убийствах в Шарлоттсвиле.— Возможном участии? — возмутилась Хаузер. — Что еще вам надо, Калли, чтобы вы убедились в очевидном? Чтобы на вас обрушилась стена?Калли еще раз метнул на нее разгневанный взгляд. На какую-то секунду Спирко остановил глаза на ее лице.— Чем вы занимаетесь, мисс Хаузер?— Я репортер «Вашингтон пост».Недоверчиво-удивленное выражение лица Спирко не оставляло сомнений в том, что в присутствии Хаузер бывший офицер КГБ усматривал серьезное нарушение конфиденциальности их разговора.— У меня не было выбора, — ответил Калли на невысказанный вслух вопрос Спирко.— ФБР не знает о прошлом Николая и о том, что он в Шарлоттсвиле?— Пока еще нет, — сказал Калли.— И ты не собираешься их предупредить?— Это решение принимаю не я.— Ты ставишь меня в довольно затруднительное положение.— Прости. Есть веские причины, которые я не имею права обсуждать.— Разумеется. Всегда бывают веские причины.— Я хотел бы знать кое-что еще.Спирко посмотрел на Хаузер, затем перевел взгляд на Калли.— Не тревожься, — успокоил его Калли. — Я беру всю ответственность на себя.Эти слова задели Хаузер, но она промолчала.— Занимался ли Николай изготовлением фальшивых денег как сотрудник КГБ?Спирко с секунду подумал, затем сказал:— Мы периодически снабжали восточногерманскую службу безопасности клише для изготовления западногерманских марок, английских фунтов и американских долларов. Эта операция проводилась под наблюдением Николая.— Почему вы действовали через восточных немцев?— У них была хорошо организованная и продуманная система введения фальшивых денег в обращение. И они соблюдали умеренность, не производили слишком больших сумм, которые могли бы возбудить подозрение. Каждая из валют печаталась в объеме, не превышающем нескольких миллионов долларов в год. Деньги использовались для финансирования шпионажа. КГБ получал половину.— И эти фальшивые деньги нельзя было отличить от настоящих?— Только при целенаправленном исследовании в специальной лаборатории, — сказал Спирко. — Клише изготавливал старый гравер, который делал то же самое еще для нацистов. Мы поставляли специальную бумагу и клише. Восточные немцы печатали деньги и запускали их в обращение.— Что стало с клише после того, как Восточная Германия перестала существовать?— Это интересный вопрос, — ответил Спирко.— Есть ли на него столь же интересный ответ?— Когда стало очевидно, что правительство Восточной Германии доживает последние дни, Николая и двоих его людей послали в Штази забрать клише и уничтожить все письменные улики нашего участия в операции по подделке денег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96