Чего он хотел?
– Он спрашивал Хенсона, куда тот спрятал деньги. Я подслушал это за дверью. Он заявил, что даст пятьдесят или сто тысяч, чтобы Хенсон нанял лучшего адвоката.
Хенсон все еще стоял на пороге камеры. Эган, не отрываясь, смотрел на него во время разговора.
– И что ему ответил Хенсон?
Охранник почесал голову.
– Пусть меня повесят, но он хочет сохранить деньги для себя. Он сказал мистеру Хеллу, что не знает, где находятся эти деньги, потому что не брал их.
– Понимаю, – пробормотал лейтенант.
– Хотите допросить Хенсона?
– То, что я хотел ему сказать, можно сообщить и тут.
Хенсон прислонился к железной решетке.
– То, что вы собираетесь мне сообщить – плохое или хорошее, лейтенант?
– Все зависит от вас, вернее, от ваших чувств к ней.
– К кому именно?
– К Ванде Галь.
– А что случилось?
Эгану, казалось, было трудно подыскивать слова.
– Ну, так вот, – начал он. – Возвращаясь из Лоредо в самолете, я не мог не слышать, как вы спорили. Я видел, как в конторе капитана Ферри вы отвесили ей пощечину, назвав ее грязной девкой и утверждая, что теперь она может быть довольна... Она очень переживала и не потому, что вы ее ударили, а потому что вы ей не верите...
Рука Хенсона ухватилась за прутья металлической решетки.
– И что же?
– Было нетрудно догадаться, о чем речь. И так как по ходу следствия необходимо было провести все необходимые обследования, то я попросил одного полицейского врача проверить ее на реакцию Фридмана.
– А что это такое?
– Реакция, определяющая беременность.
Хенсон глубоко вздохнул и спросил, понизив голос:
– И что же?
– Для большей уверенности врач проделал еще одну процедуру, и обе реакции были положительны. Она беременна один месяц. Скажем, с того времени, когда она позвонила вам, чтобы вы помогли ей избавиться от Коннорса. Может быть, немного раньше. И вы понимаете, какой вывод сделает из этого помощник прокурора. Он скажет, что вы убили свою жену, потому что Ванда забеременела от вас. И присяжные ему поверят.
Хенсон почти не слушал Эгана. Он опустил глаза и взглянул на свою правую руку.
– И я ударил ее! – прошептал он. – Я назвал ее перед всеми грязной девкой! А она мне не лгала. Она действительно очень хотела, чтобы мы вместе покинули страну. Она хотела поехать со мной в Мозамбик... Она хотела, чтобы я работал на Джонни Энглиша... она была так уверена во мне.
Лейтенант молчал.
– Я могу ей написать? – спросил его Хенсон.
Эган отрицательно покачал головой.
– При сложившихся обстоятельствах, я полагаю, это невозможно. Я даже не имел права говорить вам об этом, я рискую своим местом.
– Весьма вам признателен.
– Вы можете подождать, пока увидитесь с ней на свидании. Но я подумал, что вам будет приятно узнать об этом.
– Спасибо, – произнес Хенсон, входя в камеру.
Он забрался на верхнюю полку и обнаружил, что наступила ночь. Но он все же ухитрился увидеть кусочек водной глади, отсвечивающей красным, как пятно на щеке любимой женщины, которую он обожал и которую ударил в порыве неправедного гнева.
Он чувствовал себя подлым и пошлым. Ему было стыдно. Эта новость ничего не изменила в его положении. На нем по-прежнему остается обвинение в двух убийствах и в краже. И, тем не менее, все стало иным. Он ощущал себя более сильным, менее уязвимым и способным выкрутиться из той невозможной ситуации, в которую он угодил.
Значит, Ванда с самого начала говорила правду. Значит, мерзавец, который украл деньги и поджидал Ванду в условленном месте, существовал лишь в его воображении! Он был единственным у Ванды.
Он должен был основательно подумать обо всех обстоятельствах дела. Все надо начинать сначала.
Кто убил Коннорса и почему? Кто ненавидел Ольгу до такой степени, что мог изнасиловать ее и задушить, оставив обнаженный труп на обозрение всем любопытствующим, предоставив его насмешкам копов и журналистов? Еще более любопытно – кто украл деньги? И куда спрятал? Связаны ли между собой эти преступления?
Хенсон заставил себя размышлять, начать все с самого начала. У него было такое чувство, будто он воскрес. Пять минут назад ему было безразлично – жить или умереть, но теперь жизнь снова приобрела для него смысл. Ему необходимо было выяснить все детали дела. И не потому, что он боялся умереть – ради Ванды и ребенка, которого она носила под своим любящим сердцем.
Глава 12
Тихая и жаркая ночь не имела конца. Ветер успокоился, и в камере стало очень душно.
Растянувшись на верхней полке, Хенсон смотрел на лампочку в коридоре, которая никогда не гасилась. Он перебирал в голове все сплетни, которые слышал за двадцать четыре года работы в конторе, все подробности своей многолетней супружеской жизни без любви.
Хенсон закрыл глаза, стараясь сосредоточиться на прошлом, прогнав мысли о настоящем.
По мере того, как он думал, тени сомнения стали сгущаться за его сомкнутыми глазами, проникать в мозг. В Ольге жило два человека. Иногда, очень редко, ему удавалось разбудить в ней темпераментную женщину, почти такую, какой она была в ту ночь праздника для служащих. Но такие моменты были очень редко. В сущности, она отдавала свое тело, а мысли ее были очень далеко: она думала о новом платье: о меховом пальто или о своем обожаемом сыне, которого, не скрывая этого, предпочитала отцу.
Несмотря на очевидность случившегося, для него было невозможным довести свои подозрения до конца и представить себе жену такой, какой он видел ее в последний раз – лежащей на кровати обнаженной, с нейлоновым чулком, глубоко врезавшимся в шею.
Хенсону было сорок шесть лет. Ольга утверждала, что ей на два года меньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45