Ни она, ни он не находили слов, чтобы вернуть голос друг другу. Лиза обрадовалась, что рядом уже нет монитора, регистрирующего ее сердечный ритм.
– Как ты? – задал он глупый вопрос.
– Хорошо, – последовал глупый ответ.
Лиза опомнилась первой и кивнула на экран телевизора, который работал с выключенным звуком.
– Только что передавали новости. Вы с этой девушкой, Морин Мартини, настоящие герои дня.
Она изо всех сил старалась говорить нейтральным тоном и все-таки, произнося имя, невольно понизила голос. Теперь Лиза знала, кто она, но Морин все равно осталась для нее девушкой, которую обнимал Джордан в тот вечер возле Мясного рынка.
– Может, когда-нибудь я буду гордиться. А сейчас мне бы хотелось поскорей об этом забыть. Что до Морин…
Лиза ощутила укол ревности, слыша, с какой теплотой он выговорил это имя.
Джордан отошел к столу, положил на него сумку и шлем.
– Помнишь Коннора Слейва, того певца, которого вместе с невестой похитили и убили в Италии? Еще наш сосед снизу все время слушает его песни.
Теперь у нее сжалось сердце от слова «наш». Всего один слог, а в нем целый мир, который она утратила.
– Так вот, его невестой была Морин.
Джордан уселся на алюминиевый стул, осторожно прислонил к спинке забинтованное плечо.
– Я теперь могу вернуться к собственной жизни. Не знаю, какая жизнь ждет ее, но надеюсь, она когда-нибудь сможет забыть и стать счастливой.
И не только она.
Лиза указала ему на экран:
– Смотри, твой брат.
Джордан повернул голову к телевизору. На экране появился Кристофер в окружении микрофонов. В здании ратуши начиналась его пресс-конференция. Он был один перед целым залом корреспондентов, как тореро перед быком. Оператор дал его лицо крупным планом, и Джордану стало жаль брата. За время, прошедшее после убийства сына, Кристофер постарел на десять лет. Судя по всему, он в этот раз отказался от услуг гримера, которого непременно приводила к нему перед каждым выступлением его имиджмейкерша.
Лиза взяла пульт и включила звук точно в момент, когда мэр Кристофер Марсалис начал говорить.
Уважаемые дамы и господа! Прежде всего хочу вас поблагодарить за столь репрезентативное присутствие. Это облегчает и в то же время осложняет мою задачу.
Кристофер выдержал паузу, и в зале воцарилась напряженная тишина. Джордан хорошо знал эту способность брата оттягивать на себя общее внимание – она у него не выработанная, а врожденная. Но теперь голос его звучал устало, в полном соответствии внешнему облику.
Полагаю, вы в курсе трагических событий, потрясших весь город, и мою семью в частности. Потеря сына не проходит для человека бесследно. Помимо скорби, она заставляет задуматься о том, как и для чего ты живешь. Я с горечью сознаю, что в моем стремлении стать сначала политиком, потом мэром, забыл о том, что я, прежде всего, отец. И в результате я теперь не в состоянии ответить на вопрос, который каждый из вас вправе мне задать: «Как же ты позаботишься о наших сыновьях, когда не смог уберечь своего?» Поэтому и по другим причинам личного характера я слагаю свои полномочия после срока, необходимого для избрания нового мэра. Но прежде чем оставить вверенный мне моими согражданами пост, хочу восстановить справедливость в отношении моего брата, лейтенанта нью-йоркской полиции Джордана Марсалиса. Несколько лет назад, защищая мою репутацию, он взял на себя вину за совершенный мною проступок. Я позволил ему это сделать, чего никогда себе не прощу. Помню, он сказал мне в тот злосчастный вечер: «Хороший мэр важнее хорошего полицейского». Заслуга в раскрытии недавних преступлений принадлежит исключительно Джордану, и теперь я вынужден ему возразить: «Хороший полицейский важнее мэра, который не достоин им быть». Надеюсь, город учтет это и если не вернет ему прежнее звание, то хотя бы не откажет в заслуженном уважении.
У меня все. Решение о моей отставке окончательно и бесповоротно. Дамы и господа, благодарю за внимание.
Кристофер повернулся спиной к возбужденному гомону зала и скрылся за дверью в глубине его.
Лиза взяла пульт и вновь заставила телевизор умолкнуть.
Потом с неуверенной улыбкой взглянула на Джордана.
– Я рада за тебя.
Джордан махнул рукой.
– Да мне уже все равно. А вот за него я рад. Не всякий решится на такое публичное самобичевание. Он решился, и я уважаю его за это.
Помолчав, Лиза кивнула на его сумку и шлем, которые все время маячили у нее перед глазами, как она ни старалась на них не смотреть.
– Уезжаешь?
– Лучше поздно, чем никогда.
Лизе не хотелось, чтобы он смотрел на нее вот так, в упор. Лучше б он сразу ушел и представился ей на мотоцикле, с каждой минутой увозящем его все дальше от нее, потому что в самой дальней дали он был бы к ней ближе, чем сейчас.
– Хорошо, что для тебя ничего не изменилось.
Джордан покачал головой, подкрепляя свои слова:
– Нет, изменилось, и нечего лгать самому себе.
Он встал, подошел к столу, расстегнул молнию на сумке. Порывшись в ней, достал шлем и положил рядом со своим. Лиза его сразу узнала. Тот самый шлем, что он купил ей перед поездкой в Покипси.
– Хотелось бы верить, что ты не откажешься снова надеть его и уехать со мной.
У Лизы перехватило дыхание, поэтому она отозвалась не сразу:
– Ты уверен?
– Да. Больше я ни в чем не уверен, но на этот счет у меня нет никаких сомнений.
И тут Джордан сделал короткий, самый важный шаг в своей жизни. Он шагнул к кровати, нагнулся и прижался губами к ее губам. Лиза почувствовала запах его кожи, настоящий, мужской запах и наконец дала себе волю помечтать. Она подалась вперед, закрыла лицо руками и наполнила глаза и ладони влагой слез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115