Хочу, больше всего на свете.
– Хочу, но это не моя привилегия, – солгала она.
– Ты не умеешь лгать, Морин. Не умеешь прятать огонь ненависти в глазах. Этот огонь никто не распознает лучше меня, во-первых, потому что мы на «ты» с ненавистью, во-вторых, потому что эти глаза дал тебе я.
Уильям Роско на несколько секунд замолчал – то ли размышляя, что ему делать дальше, то ли чтобы дать Морин время подняться с пола.
– Как самочувствие?
Как бы ни складывались обстоятельства, в голосе его поневоле звучала забота врача. Морин лишь кивнула; ее собственный голос застрял в саднящих складках гортани.
Когда она встала на ноги, Роско стволом пистолета указал ей на штору за спиной.
– Туда.
Морин приподняла штору и увидела, что за ней тянется длинный коридор. Ствол оружия уперся ей меж лопаток. В глубине коридора она разглядела еще одну чуть поблескивающую застекленную дверь – должно быть, на веранду. Но Роско не дал ей удостовериться в этом, приказав остановиться слева, перед другой дверью, похоже бронированной.
Вытянув свободную руку, он приложил раскрытую ладонь к индикатору сбоку от двери, и та плавно отошла внутрь. Автоматически загорелся свет, открыв перед ними ведущую вниз лестницу.
Все так же резко он скомандовал:
– Вниз.
Они спустились по ступенькам в просторный полуподвал, отделанный белой плиткой. На этом большом пространстве перилами была выгорожена площадка, перед которой Морин остановилась, пораженная. Ей предстала настоящая научная лаборатория, освещенная вмонтированными в потолок плафонами и оборудованная по последнему слову техники. У стены справа разместилась стойка с компьютерами, мониторами и огромным электронным микроскопом. В центре располагался еще один стерильный рабочий островок. А левая стена была по всей длине забрана матовым стеклом, за которым в голубоватом неоновом свете угадывалась холодильная камера.
– Моя личная лаборатория – обитель Фауста. Впечатляет, не правда ли?
Сойдя с последней ступеньки, Роско широким жестом левой руки обвел представшее им пространство; правая же, как подметила Морин, на ни миллиметр не сместилась от выбранной мишени.
– Вот в таких местах и вершатся научные революции. Хотя порой они скорее пускают пыль в глаза.
Затем он указал на матовое стекло, подсвеченное застывшим неоном.
– А там, как ты, наверное, догадалась, современный холодильник, где в жидком азоте, при температуре двести градусов ниже нуля хранятся человеческие зародыши. Роза в такую стужу остекленеет, а человек, сделав один вдох, не доживет до выдоха.
Сбоку от холодильной камеры Морин рассмотрела пузатые баллоны с манометрами; от них отходили внутрь толстые кабели, поддерживающие постоянную температуру. Продолжая свои объяснения, Роско довел ее до противоположной стены и указал на вращающееся кресло перед столиком компьютера. На время исчез из вида, приказав завести руки за спину. Морин почувствовала, как он накрепко связал ей запястья липкой лентой.
Затем появился вновь, и на лице его она прочла презрительное сочувствие к ничтожности мира.
– Все ученые впадают в одну и ту же ошибку. Стремясь к познанию, они рассчитывают рано или поздно уподобиться Богу. Дураки!
Роско вперил в нее взгляд, и Морин впервые увидела в его глазах ледяной огонь безумия.
– Всякое приобретение в области знаний ставит нас перед новым невежеством. Бесконечная спираль. Единственное, что способно возвысить нас над Богом, – это правосудие.
Морин возразила ему, тут же осознав бессмысленность каких бы то ни было возражений.
– К сожалению, это лишь человеческое правосудие. Божественное нам не дано.
– Человеческое правосудие записано в законах. А они далеко не всегда справедливы.
Роско небрежно облокотился на облицованную кафелем стойку и, держа пистолет в правой руке, посмотрел на него так, словно это какая-то статуэтка или вазочка, а не смертельное оружие. И когда Морин спросила его о причине всех этих нелепых убийств, его ответ прозвучал сухо и лапидарно, как выстрел.
Месть.
Теперь настал момент истины, время открыть карты и дать друг другу исчерпывающий ответ.
Но вопросы у них были разные: Морин хотела знать – зачем, Роско хотел знать – как.
Он заговорил первым, но как-то рассеянно, почти равнодушно:
– Кто знает, что ты здесь?
– Никто.
– Так я тебе и поверил.
– Ты же сказал, что готов поверить во все. И сразу поверил, что я тебя вычислила.
Морин надеялась, что Джордан рано или поздно прочтет ее послание. Роско – безумец и убийца, но и ученый, поэтому единственный способ выиграть время – разжечь его любопытство, рассказав о фантастическом эффекте, который оказала на нее сделанная им операция.
– Так вот, представь себе: я видела, как ты убивал Джеральда Марсалиса.
Если бы она вспыхнула, как спичка, у него на глазах, он и то, наверное, удивился бы меньше. Несколько секунд он сверлил ее взглядом, потом расхохотался.
– Ты видела… Умоляю, не смеши меня.
– Ну вот, я же говорила – не поверишь. Помнишь, я звонила тебе и спрашивала насчет донора?
– Прекрасно помню.
– Полагаю, этим донором был именно Джеральд Марсалис.
– С чего ты взяла?
– С того, что сразу после операции меня начали пытать – да-да, именно пытать – видения из его прошлой жизни.
– Ты меня разыгрываешь. Это что, новая серия «Секретных материалов»?
– Если бы все было так просто, я бы выключила телевизор – и дело с концом.
– Как ученый, я верю только в то, что могу пощупать или хотя бы увидеть собственными глазами.
– На сей раз тебе придется поверить в то, что видела я – глазами другого человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115