— О'кей. Спи дальше. Людям не слишком умным, вроде тебя, нужна полная подзарядка для полной работоспособности.
— Пока, негодяй. Ни пуха.
Фрэнк положил трубку рядом с компьютером. Новый поворот, новая гонка, новые осложнения. Он переписал вложение с данными о Гудзоне Маккормике на дискету, даже не открывая его. Наклеил этикетку, найденную в ящике стола, и написал «Купер», для посторонних — безобидное имя.
Недолгий разговор с коллегой на мгновение перенес его домой, хотя дом стало теперь для него весьма смутным. Он чувствовал себя так, словно его астральное тело безучастно бродило по руинам его жизни, перемещаясь на тысячи километров, прозрачное, как призраки, которые все видят, но сами остаются невидимыми. Он находился одновременно и в доме Купера, и в кабинете, который они столько времени делили с ним в управлении, и в своем доме, пустующем уже столько месяцев, и на темных улицах Вашингтона.
— К чему все это? Хоть кто-нибудь во всей этой жалкой истории, среди этих несчастных людей понял это? И если понял, почему не объяснил всем?
Вот, может быть, самый достоверный ответ: никто ему не поверил…
Он закрыл глаза, и ему вспомнился разговор с отцом Кеннетом, священником, психологом в клинике, куда его поместили после того, как гибель Гарриет низвергла его в самое чрево земли. В перерыве между анализами и процедурами он сидел на скамейке в парке этого роскошного сумасшедшего дома. Сидел, уставившись в пространство, и боролся с желанием последовать за Гарриет ее же дорогой. Отец Кеннет подошел к нему, неслышно ступая по траве, и присел рядом на скамейку из кованого чугуна с темными деревянными рейками.
— Как дела, Фрэнк?
Он внимательно посмотрел на священника, прежде чем ответить. Долго вглядывался в вытянутое и бледное лицо заклинателя злых духов, в умные глаза ученого и священника, прекрасно понимающего противоречие между этими двумя понятиями. Кеннет был в цивильной одежде и вполне мог сойти за родственника кого-либо из пациентов.
— Я не сумасшедший, если вы это хотите услышать от меня.
— Знаю, что не сумасшедший, и ты прекрасно понимаешь, что не это я хотел услышать. Я действительно хотел узнать, как у тебя дела.
Фрэнк развел руками — жест этот мог означать и все что угодно, и весь мир.
— Когда я смогу уйти отсюда?
— Ты готов?
Отец Кеннет ответил вопросом на вопрос.
— Если спрошу сам себя, то отвечу, что никогда не буду готов. Поэтому и спросил Вас.
— Ты верующий, Фрэнк?
Священник посмотрел на него с горькой усмешкой.
— Пожалуйста, святой отец, не надо банальностей вроде «обрати свой взор к господу, и господь узрит тебя». Последний раз, когда наши взгляды встретились, бог отвел глаза в сторону…
— Не оскорбляй мой разум, а главное — свой собственный. Ты упорно считаешь, что я повторяю затверженную роль — наверное, потому, что сам затвердил свою. Я не случайно спросил, веришь ли ты в бога…
Фрэнк поднял глаза и принялся рассматривать садовника, сажающего клен.
— Мне это неинтересно. Я не верю в бога, отец Кеннет. И это не преимущество, что бы вы там ни думали.
Он повернулся и посмотрел на него.
— Это значит, что нет никого, кто простил бы мне зло, которое я творю.
И в самом деле, я всегда верил, что не совершаю никакого зла, подумал он, а вот ведь совершаю. Я постепенно, по капле лишал жизни человека, которого любил, того, кого должен был оберегать больше всех на свете.
Когда Фрэнк надевал ботинки, раздался телефонный звонок, вернувший его к действительности. Он прошел к телефону, оставленному на столе.
— Алло!
— Привет, Фрэнк, это я, Никола. Проснулся?
— Проснулся и готов действовать.
— Хорошо. Я только что звонил Гийому Мерсье, тому парню, о котором говорил. Он ждет нас. Хочешь поехать?
— Ну, как же! Газеты видел?
— Да. Пишут всякое. И можешь представить, в каких выражениях…
— Sic transit gloria mundi. Наплюй на все. У нас есть чем заняться. Жду тебя.
— Пара минут, и я буду.
Он выбрал свежую рубашку. Когда расстегивал пуговичку у воротника, зазвонил домофон. Он прошел через гостиную, чтобы ответить.
— Мистер Оттобре? Вас спрашивают.
Фрэнк решил, что Никола, говоря, про пару минут, и в самом деле уже рядом.
— Да, знаю, Паскаль. Пожалуйста, скажите что я немного задерживаюсь. Если не хочет ждать внизу, пусть поднимется.
Надевая рубашку, он услышал, что приехал лифт.
Он открыл дверь и увидел ее.
Перед ним стояла Елена Паркер — серые глаза, созданные, чтобы отражать звезды, а не скрытую боль. В полумраке коридора она молча смотрела на него. Фрэнк еще не успел одеться.
Ему показалось, будто повторяется сцена с Дуайтом Дархемом, консулом, только взгляд женщины дольше задержался на его шрамах. Он поспешил запахнуть рубашку.
— Здравствуйте, мистер Оттобре.
— Здравствуйте. Извините, что я в таком виде, но я ожидал другого человека.
Легкая улыбка Елены развеяла минутную неловкость.
— Не беспокойтесь, я поняла это по ответу консьержа. Так можно войти?
— Конечно.
Фрэнк посторонился. Елена прошла, чуть коснувшись его плечом и овеяв легким ароматом тонких, как воспоминание, духов, и словно заполнила собой все пространство.
Ее взгляд упал на пистолет, лежавший на консоли рядом со стереоустановкой. Фрэнк поспешно сунул его в ящик.
— Мне жаль, что это первое, что вы увидели здесь.
— Ничего страшного. Я выросла среди оружия.
Фрэнк представил ее девочкой в доме Натана Паркера, несгибаемого солдата, которого судьба посмела разозлить, подарив двух дочерей.
— Надо думать.
Он стал застегивать рубашку, радуясь, что можно чем-то занять руки. Появление этой женщины в его доме сразу породило множество вопросов, ответить на которые Фрэнк не мог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177