Он слегка кивнул в ответ на слова Ронкая.
— Это инспектор Готте из Компьютерной службы криминального отдела…
Тут кивнул человек, сидевший слева от Дюрана, — загорелый темноволосый юноша, явно посещавший спортивный зал в любое свободное время, пляжи летом и солярий зимой. Он скорее походил на хиппи, нежели на полицейского.
Затем Ронкай обратился к тем, кого представил.
— А это Фрэнк Оттобре, специальный агент ФБР, призванный сотрудничать с полицией Княжества для расследования дела Никто.
Фрэнк сел рядом с Клюни, почти напротив Никола. Хотел встретиться с ним взглядом, но не смог. Тот упрямо смотрел под стол, будто что-то потерял там.
Ронкай вернулся на свое место.
— Так вот, теперь мы тут все и можем двигаться дальше. Фрэнк, мы собирались заслушать доклад доктора Клюни, он изучил записи телефонных звонков на радио.
Клюни пододвинулся поближе к столу, взял папку с заметками, лежавшую перед ним, и прочистил горло, будто собирался читать лекцию в университете.
— После более глубокого анализа, чем тот, какой я мог сделать во время телефонного разговора, я пришел в общем и целом к тем же выводам. Речь идет о чрезвычайно сложном субъекте, с типологией которого, определенно могу сказать, мне никогда не доводилось сталкиваться. Есть отдельные детали в его modus operandi, какие с полным основанием позволяют охарактеризовать его как типичного серийного убийцу. Например, приверженность к определенной территории: он действует исключительно в пределах Княжества. Предпочтение холодному оружию, что позволяет ему иметь прямой контакт с жертвой. Скальпирование жертвы, если угодно, можно рассматривать как некий фетишистский ритуал и в узком смысле как использование избыточных средств — у американцев есть для этого емкое словечко «overkilling». Уродуя труп, убийца стремится показать свое полное превосходство над человеком, которого решил сразить. Временные промежутки между убийствами тоже вписываются в общую картину. Вот почему до сих пор все могло бы казаться нормальным…
— Однако? — произнес Дюран низким басом, который никак не вязался с его тщедушным видом.
Клюни сделал эффектную паузу. Снял очки и потер переносицу. Фрэнк уже видел однажды эту пантомиму, создававшую впечатление, будто Клюни обладает особым умением удерживать внимание собеседников. Клюни снова надел очки и ответил Дюрану.
— Совершенно верно. Вот тут и начинаются «однако»… Субъект обладает огромным лексическим богатством и необыкновенной способностью к абстрактному мышлению. Он создает порой прямо-таки поэтические, хотя и горькие образы. И то определение, которое он дает самому себе, — «некто и никто» — тоже вполне отвечает высказанным выше оценкам. Кроме того, что он обладает острым умом, это человек с высокой культурой, имеющий высшее образование, я бы сказал, гуманитарное, возможно, университетское — в противовес представлению об обычном серийном убийце, человеке бывает из средних слоев, недостаточно культурном и образованном. В подавляющем большинстве случаев это люди с довольно низким коэффициентом умственного развития. И один момент смущает меня особенно…
Снова пауза. Фрэнк наблюдал как психопатолог повторяет процедуру с очками и потиранием переносицы. Дюран воспользовался этим, чтобы прочистить и свои стекла.
Аплодисменты при поднятом занавесе, Клюни. Очень хорошо, мы все тут на твоей стороне, но давай дальше, пожалуйста. И решись, наконец, надеть контактные линзы.
— Судя по телефонному звонку, существует что-то, что едва ли не принуждает его к преступлению, убийству. Когда за этим стоят события, вызывающие расстройство личности — угнетающая атмосфера в семье, жестокие родители, перенесенные страдания, пережитые унижения или другие подобные веще, тогда все понятно. Но здесь налицо поведение, характерное скорее для раздвоения личности, как если бы в субъекте как бы сосуществовали одновременно два разных человека. И тут мы опять возвращаемся к «некто и никто», о котором говорилось выше…
Чушь собачья, подумал Фрэнк. Стилистическое упражнение на пустом месте. Нарисовать портрет убийцы, может быть, и полезно, но это ничего не решает.
Речь ведь идет о человеке, который не только действует, но и думает и немало думает, прежде чем действовать. Исключительным образом к тому же. Чтобы взять его, нужно было пойти дальше — нужно мыслить еще более четко.
Он не сказал этого из опасения, что простую констатацию факта примут за неуместный восторг.
Потом заговорил Дюран, и выслушав его, Фрэнк вынужден был признать, что он специалист — знает, как вести подобного рода совещания.
— Месье, мы все здесь свои, никто нас не слышит. И у нас тут не соревнование в уму и ловкости. Я попросил бы вас незамедлительно выложить на стол все ваши соображения, даже если они кажутся самыми банальными. Никогда ведь не угадаешь, откуда появится нужная мысль. Начну первым. Что можно сказать об отношении убийцы к музыке?
Клюни пожал плечами.
— Это еще один спорный аспект. Опять же «некто и никто». С одной стороны, его увлечение музыкой очевидно — он очень хорошо знает ее и очень любит. Музыка, думается мне, представляет для этого человека главное убежище, некое психологическое логово. С другой стороны, использование музыки для передачи нам неких указаний, примет своей будущей жертвы, вовлекает нас в губительную музыкальную игру, этим своим оружием он бросает нам вызов. Он полагает, будто превосходит нас, хотя движет им как раз чувство неполноценности и неудовлетворенности. Видите? Снова «некто и никто»…
Юло поднял руку.
— Пожалуйста, комиссар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177