Часто смеялись, как дети, и Гарриет, казалось, ни о чем таком не думала, а Фрэнк тем более.
Они не говорили об этом, пока не зазвонил телефон.
Фрэнк резал зелень для салата, они собирались обедать. Из духовки аппетитно пахло рыбой, запеченной с картошкой. За окном ветер срывал песок с верхушек дюн, и море было покрыто белыми пенистыми гребешками. Два одиноких серфера скользили по волнам под парусами, напротив них на пляже стоял джип.
Гарриет была на веранде и из-за свиста ветра не слышала звонка. Он выглянул из кухни с крупным красным перцем в руке.
— Гарриет, телефон. Ответь, пожалуйста, у меня руки грязные.
Жена пошла на допотопный звонок к старому аппарату, висевшему на стене. Она сняла трубку, а он стоял и смотрел на нее.
— Алло?
Едва услышав ответ, она переменилась в лице, как бывает, когда человек узнает плохое известие. Улыбка ее исчезла. Гарриет помолчала и повесила трубку рядом с аппаратом, посмотрев на Фрэнка напряженным взглядом, который он еще долго будет вспоминать по ночам.
— Тебя. Это Гомер.
Она повернулась и вышла на веранду, ничего больше не сказав. Он взял трубку, еще хранившую тепло руки Гарриет.
— Да?
— Фрэнк, это я, Гомер Вудс. Как поживаешь?
— Хорошо.
— Правда, хорошо?
— Да.
Если Гомер и уловил крайнюю сухость в ответах Фрэнка, то притворился, будто не понял, и продолжал так, словно они говорили последний раз минут десять назад.
— Мы взяли их.
— Кого?
— Ларкинов, я имею в виду. Загребли с поличным. Без всяких бомб. Была перестрелка, и Джеф Ларкин погиб. Там оказалась целая гора товара и еще выше гора долларов. а уж всевозможных улик — и не счесть. Если повезет, нам хватит материала, чтобы усадить в лужу кучу народу.
— Хорошо.
Он произнес это слово точно так же, как прежде — тем же тоном, но шеф и на этот раз не понял намека.
Фрэнк представил себе Гомера Вудса в кабинете, отделанном темным деревом, за письменным столом, с трубкой в руке, его голубые глаза за золочеными дужками очков, неизменные, как и серый костюм с жилетом и голубой рубашкой из ткани «оксфорд».
— Фрэнк, это ведь благодаря тебе и Куперу мы добрались до Ларкинов. Тут все это понимают, даже не сомневайся, и мне хотелось сказать тебе об этом. Когда думаешь вернуться?
— Честно говоря, не знаю. Скоро, наверное.
— Хорошо, не буду больше напрягать тебя. Однако помни, что я сказал.
— Хорошо, Гомер. Благодарю.
Он повесил трубку и пошел искать Гарриет. Она сидела на веранде и смотрела на двух парней, которые вышли на берег и грузили свои доски на крышу джипа.
Фрэнк молча присел рядом на двухместную деревянную скамью. Некоторые время они молча смотрели на на море, пока машина с парнями не уехала, будто чужое присутствие, хоть и далекое, было единственным, что мешало их общению.
Молчание прервала Гарриет.
— Он спросил тебя, когда вернешься, не так ли?
— Да.
Они никогда не лгали друг другу, и сейчас Фрэнк тоже не собирался лукавить.
— И ты хочешь?
Фрэнк повернулся к ней, но Гарриет старательно избегала его взгляда. И тогда он тоже уставился в море, где, гонимые ветром, набегали друг на друга белые пенистые волны.
— Гарриет, я — полицейский. Я выбрал эту жизнь не по необходимости, а потому что она нравилась мне. Мне всегда хотелось делать то, что делаю, и не знаю, смог ли бы я заниматься чем-то другим. Даже не представляю, способен или нет. Есть итальянская пословица, которую мне часто повторяла бабушка: кто родился квадратным, не умрет круглым…
Он поднялся, положил руку на плечо жены и почувствовал, как она напряглась.
— Не знаю, Гарриет, какой я — круглый или квадратный, но точно знаю, что меняться не хочу.
Он вернулся в дом, а когда снова вышел, обнаружил, что она пропала. На песке возле дома остались следы, они вели к дюнам. Фрэнк издали видел, как она бредет по кромке воды: крохотная фигурка, волосы развеваются на ветру. Он проследил за женой взглядом, пока дюны не скрыли ее из виду, и подумал, что ей, наверное, захотелось побыть одной и что в сущности это вполне понятно. Он вернулся в дом и сел за накрытый к обеду стол, но есть уже не хотелось.
И тут пришла мысль: ведь он вовсе не так уверен в своих словах. Может, все-таки они могли бы жить как-то иначе? Может, это и верно, что рожденный квадратным не станет круглым, но ведь можно, наверное, как-то сгладить углы, округлить, чтобы они никого не поранить.
Особенно тех, кого он любит.
Он отвел себе ночь на размышления. Наутро он поговорит с ней. Вместе, он был уверен, они найдут какое-то решение.
Но никакого утра больше не было — для них вместе.
Он ожидал возвращения Гарриет до самого вечера. Когда солнце стало клониться к закату и тени от дюн легли, словно темные пальцы, на пляж, Фрэнк заметил, как две фигуры не спеша двигаются вдоль кромки прибоя. Он сощурился, защищая глаза от пылающего закатного солнца. Те двое были еще слишком далеко, чтобы хорошо рассмотреть их. В открытое окно Фрэнк наблюдал, как за спинами приближающихся людей на горизонте, оставались как бы размытые силуэты. Одежды их развевались на ветру, а фигуры колыхались, словно в мареве над горячим асфальтом. Когда они подошли так близко, что их можно было рассмотреть, Фрэнк узнал шерифа из Хонести.
И тотчас возникло и стало нарастать мрачное предчувствие. Человек рядом с шерифом набольшее напоминал бухгалтера, чем на полицейского, и волнение переросло в леденящую тревогу. Держа фуражку в руках, стараясь не смотреть Фрэнку в глаза, шериф сообщил о том, что произошло.
Часа два назад рыбаки, которые плыли метрах в двухстах от берега, заметили женщину, которая, судя по описанию похожую на Гарриет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177