— Вперед, ребята! Оттеснить противника от ворот!
Отряд кинулся через цех. Горстка людей, сдвоив ряды, быстро проскочила мимо побледневших штрейкбрехеров и бегом спустилась со ступенек крыльца во двор. «Сейчас начнется смертоубийство», — думал Тэккер и решил про себя, что участвовать в этом не станет, сейчас же откажется и уйдет. Но он продолжал бежать вместе со всеми. Да и нельзя было не бежать, один подталкивал другого, дилетантов — профессионалы, а профессионалов — Макгрэди. А еще где-то в подсознании Тэккера звучала речь хозяина, обещавшего взять на работу надежных людей из числа тех, кто поможет подавить забастовку. А Тэккер в то время ничего так не желал, как постоянной работы. Жажда работы, страх и желание сбежать отсюда — все это вместе перекатывалось бесформенным клубком в его мозгу, когда он бежал навстречу оглушительному и все нарастающему реву забастовщиков.
— Предатели, выходи! — ревела толпа. — Предатели! Предатели! Давай, выходи! Предатели — вон с завода!
— Идем, идем! — заорал Макгрэди еще на расстоянии пятидесяти шагов.
И тут Тэккер услышал выстрелы, четыре выстрела из окна третьего этажа. Никогда еще он не слышал стрельбы среди бела дня, и каждый выстрел ударял ему в сердце, как камень.
На мгновение толпа притихла. Потом шум возобновился. Сначала послышались разрозненные выкрики, затем то тут, то там загудели отдельные кучки бастующих и, наконец, толпа дружно во всю силу легких подхватила крик.
Кто-то из отряда заводской полиции распахнул главные ворота. Ворота открывались вовнутрь, но забастовщики во двор не вошли. Напротив, толпа даже слегка подалась назад, молча, спокойно, без сопротивления. И сразу же отряд врезался в толпу и начал ее оттеснять.
— Разойдись! — кричали они, толкаясь. — Давай, разойдись!
Тэккер увидел прямо перед собой женское лицо, все в капельках пота, а над ним разгоряченное, красное, потное детское личико. И у матери и у ребенка рот был широко открыт. Он знал, что они кричат, но не мог разобрать ни слова. Все сливалось в один оглушительный рев, от которого ушам было больно. Он подталкивал слабые, податливые тела и видел налитые кровью глаза, глядевшие на него с испугом.
— Чего стали! — кричал он. — Разойдись! Проходи! Разойдись!
Толпа начала рассеиваться. Женщины, дети, кое-кто из мужчин постарше отошли в сторонку, остальные собирались в молчаливые, настороженные группы. Шум стихал. Тут Тэккер услышал рядом с собой какие-то шлепающие, глухие звуки и громкий женский крик:
— Джордж! Джордж, миленький! Слышишь, Джордж! Не надо! Не надо! Джордж, слышишь! Не ввязывайся!
Тэккер боялся обернуться и посмотреть, что там происходит. Он боялся отвести взгляд от налитых кровью глаз и испуганных отступающих людей. Одной рукой Тэккер сжимал свинцовую трубку, а другой расталкивал толпу. Иногда трубка казалась ему очень тяжелой, а иногда он вовсе о ней забывал. Глаза болели при малейшем движении, а не двигать ими он боялся, надо было все время быть начеку. Любой пустяк мог оказаться роковым. Он чувствовал, как в людях, стоявших перед ним, закипает гнев. От любого пустяка он мог прорваться наружу и сокрушить его. Вдруг где-то позади посыпались выбитые кирпичом стекла, второй кирпич ударился о землю возле него. Но он не повернул головы. Он боялся оглянуться, но не оглядываться тоже было страшно, потому что вот сейчас, в эту самую секунду, кто-то позади или рядом с ним, может быть, нацелился в него.
Что-то мягкое и трепещущее налегло на него сзади, и он, не глядя, изо всех сил оттолкнул это что-то локтем и почувствовал, как от ужаса у него волосы встали дыбом. В ту же минуту стоявший перед ним низкорослый человек с худым желтым лицом и горящими глазами закричал. Глядя в упор на Тэккера, он выкрикивал:
— Убийцы! Убийцы!
Тэккер не выдержал, он хватил человека по губам свинцовой трубкой. Худое, кричащее лицо, казалось, целиком провалилось в рот.
— Чего стал! — крикнул Тэккер. — Разойдись! Проходи! — И снова пинки, давка, топот и шарканье ног. — Проходи! — повторял Тэккер. Он чувствовал, как внутри у него шла напряженная, выматывающая все силы, беспорядочная борьба за то, чтобы удержаться, не завопить и не кинуться убивать. Свинцовую трубку он держал высоко над головой, готовясь еще раз ударить желтолицего человека, если тот на него нападет. Брошенный кирпич выбил трубку у него из рук. Жгучая боль пробежала вниз по руке и горячей волной захлестнула мозг. Он нагнулся за трубкой и, не спуская глаз с рабочего, которого ударил, стал шарить по земле.
Не успел Тэккер нагнуться, как тот бросился на него. Он навалился на Тэккера всем своим тощим, хилым, разболтанным телом. Ткнул Тэккера сухой коленкой в лицо и ударил по затылку костлявым кулаком. Тэккер попятился. Он пятился, не разгибая спины, все еще стараясь рукой нащупать свинцовую трубку, наскочил на автомобиль, резким движением повернулся, чтобы посмотреть, что это, и с размаху ударился головой о ручку дверцы. В голове у него зазвенело — казалось, это звенит его мозг, — он откатился в сторону и увернулся от рабочего. А тот стоял и глядел на Тэккера. Ноги его были широко расставлены.
— Жить надоело? — взвизгнул Тэккер.
Рабочий ничего не ответил. Кровь мешала ему говорить. Он не мог закрыть рта, — челюсть была перебита. Он снова двинулся на Тэккера, молотя по воздуху руками. Удар пришелся Тэккеру по лицу, чуть пониже виска, но удар слабый, как всплеск воды. Тэккер изо всех сил ударил рабочего башмаком в пах. Тот перегнулся пополам, схватившись за живот. Тэккер ударил его коленом в лицо. Рабочий повалился боком на мостовую. Тэккер одним прыжком очутился на нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176