Дядя был прав, видимо, но на меня опять нашла старая дурь — он хороший и белый, я плохой и черный. «Да, — говорю, — я выкопал все, что лежало в сарае, там яма и все вещи, и теперь ты не отвертишься. Сейчас войду в бар и скажу всем твоим знакомым, что ты трусливый убийца».Эрно, как я уже сказал, не любил сюрпризов. Очень не любил. Я к двери, а он говорит мне: «Не делай этого. Не делай». Соображай я тогда получше, наверняка вспомнил бы Гаса. Но он не пришел мне на ум. В общем, последнее, что помню, это как шагнул в дверь. Даже выстрела не помню. Только свет. В тот вечер я видел лицо Иисуса. Воистину. Слышал Его голос. Лежал там на полу, наверно, близко к смерти, но где бы я ни находился, знал, что теперь я порядочный человек.И я был порядочным. Вскоре по выходе из больницы уехал в Атланту. С тех пор живу там. И наконец встал на правильный путь.После этого положение, конечно, полностью изменилось. Эрно был в тюрьме, а я на воле. Я навещал его, говорил, что, может, Иисус печется и о нем. Слушал он меня или нет, я так и не мог понять. Но когда он узнал о своей болезни, ему кое-что открылось. Нельзя умирать, отягощенным такими грехами. Я поехал к Эрно вскоре после Нового года, когда ему сказали, в какой стадии рак. Пытался утешить его, а он, не дослушав, посмотрел на меня и говорит: «Этого несчастного дурачка скоро казнят». Я понял, о ком он. Мы уже не раз об этом говорили. «Нельзя допускать этого», — говорит Эрно.— Делай то, что должен, — сказал я.— Нет, — говорит он. — Не для того я стрелял тебе в спину, спасая твою жизнь и свою, чтобы теперь на тебя взвалили убийство. Как я уже говорил, полиция ни за что не поверит, что ты ни при чем. Я скажу все, что нужно говорить. Не особенно уверен, что добьюсь, чтобы меня выслушали. Но попытаюсь. А ты помалкивай. Свяжись с адвокатом Эйрзом. И все время ссылайся на Пятую поправку.Коллинз оторвался от Библии, лежавшей у него на коленях, и взглянул в глаза Мюриэл с той же прямотой, что и вначале.— Вот как было дело, — сказал он ей. * * * День выдался таким, что становится все жарче, покуда не зайдет солнце. Даже в четыре часа Мюриэл, стоя с Мольто и Ларри на автостоянке возле конторы Эйрза, чувствовала, как размягчается под ногами асфальт. Темные очки она оставила в машине и щурилась на обоих мужчин. Под лучами такого тиранического солнца не приходилось удивляться, что люди поклонялись ему.— Итак? — спросила она.Состояние у всех было подавленное.— Мне нужно подумать над этим, — ответил Мольто. — Придется просмотреть материалы дела. Дай мне сутки. И давайте все встретимся в пятницу.Ларри с Мольто поспешили к своим машинам, чтобы укрыться от жары. Мюриэл подошла к «конкорду» Старчека, пока он не уехал. Когда Ларри опустил стекло, она ощутила дуновение кондиционированной прохлады изнутри.— Мы так и не кончили тот разговор, — сказала она.— Да, не кончили. — Он уже надел темные очки, и Мюриэл не видела его глаз. Может, это было и к лучшему. — А что?— Мне нужно кое-что тебе сказать.Старчек пожал плечами.— Завтра вечером я буду в том доме, нужно составить список дел для моей бригады, — сказал он. — Можешь заглянуть, выпьем пивка.— Там так там, — сказала она.Ларри отъехал, не оглянувшись на нее.Мюриэл распахнула дверцу своей машины и стояла снаружи, давая выйти горячему воздуху. Эйрз нетвердым шагом вышел из стеклянной двери и направился к своему «кадиллаку». Он торопился.— На свидание? — спросила Мюриэл.Бодрый, оживленный Джексон, повеселев еще больше, ответил:— Совершенно верно. Иду с замечательной женщиной на симфонический концерт в парке.Он овдовел около трех лет назад.Мюриэл спросила, что делает Коллинз. Когда они уходили, он был в объятиях жены.— Молится, как и следует. Камень с души у него свалится, но для этого потребуется время. Сейчас он говорил истинную правду, как перед Богом. Надеюсь, ты достаточно умна, чтобы это понять.— Джексон, если за это дело возьмется Бог, я умою руки. Но в противном случае буду разбираться в нем сама.— Не прикидывайся, Мюриэл. Молодой человек не сказал ни слова лжи. И ты это знаешь.Джексон просунулся в машину, чтобы вставить ключ зажигания и опустить стекла. Коснувшись руля, он проклял жару и облизнул большой палец, но это не помешало ему поманить Мюриэл, когда она поворачивалась к своей машине.— Мюриэл, тебе следует знать вот что. Я представляю интересы этого молодого человека с тех пор, как он был еще несовершеннолетним. Таким же бандитом, как и все его окружение. Однако Эрно, мир праху его, постоянно твердил: «Он хороший, хороший, он исправится». Невозможно предвидеть, Мюриэл, кто из них возьмется за ум. Вы все тогда даже не пытались дать им такую возможность. Старались посадить как можно больше людей на как можно большой срок. Даже казнили их, если удавалось.— Джексон, ты сказал «бандит», я не ослышалась?— Пусть даже бандит, никогда нельзя ставить крест на человеке, — ответил Джексон. — Знаешь, почему? Потому что это нецелесообразно. Если ставить на людях крест, в нашей работе нет никакого смысла.Эйрз, если бы сделать его завтра прокурором, пересажал бы половину своих клиентов быстрее, чем орудовал мухобойкой. Но он никогда не ставил себя на место своих оппонентов-обвинителей.— Приятного вечера, Джексон.— Постараюсь, чтобы он был приятным.Джексон позволил себе игривый смешок, потом скованно сел на краешек переднего сиденья и руками втащил ноги под руль. Видимо, у него побаливала спина, но он не был слишком стар для любви. Для любви нет слишком старых.Из-за недавнего отъезда Ларри Мюриэл вновь охватила горечь. Несколько дней назад она задавалась вопросом, не отказаться ли от всего ради любви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138