— И ты можешь приказать себе плакать? — спросила она. — Как я приказываю руке сжать и разжать кулак?— Не совсем так. Нужно себя настроить. Подумать.— О чем?— О печальном.— И о чем же печальном ты сейчас подумал?Робби насупился. Они молча ехали несколько минут.— Почему ты не ответил? — спросила наконец она. — Ведь я рассказала тебе об Олимпийских играх.— Это совсем другое, — отозвался он. — Ты подтвердила факт. К тому же я сам догадался.— Но я все же рассказала… как дура.Робби бросил на Ивон быстрый взгляд, очевидно, желая оценить искренность ее слов. Она сделала каменное лицо — специально для него.— Девочка, — неожиданно промолвил он.— Что?— Я подумал о девочке, о том, каким будет для нее завтрашнее утро. Когда она проснется, откроет глаза, в голове начнут роиться разные незначительные мысли. Она вспомнит какой-нибудь школьный эпизод, или кино, которое накануне посмотрела, или еще что-нибудь, и вдруг будто стрела вонзится в самое сердце: она осознает, что мамы больше нет. И ей станет очень страшно, ее охватит ужас от потери, которую пока невозможно даже постичь. Вот о чем я подумал.— Значит, это не совсем игра. Я имею в виду плач.— Мне показалось, я тебе объяснил, — сказал Робби и бросил на Ивон раздраженный взгляд. — Относительно игры. Разве ты не видела, чем я занимался в клинике? То же самое и в похоронном бюро. В общем, в любом месте, где можно заключить выгодный договор. Я говорю людям: вам сейчас больно, очень больно, я могу вашу боль смягчить, доверьтесь мне, я страдаю вместе с вами, добуду для вас деньги, составлю грамотный иск, ответчики заплатят. Конечно, это игра. Я изображаю доброго волшебника. Воскресить маму девочки невозможно. Но в моих силах сделать что-нибудь для девочки, например, обеспечить деньгами.— Но самому тебе все это безразлично?— Ты думаешь, я не сплю четыре ночи подряд, пока идет судебное разбирательство, потому что мне безразлично? — Теперь он смотрел только на Ивон, забыв о дороге. «Мерседес» двинулся к обочине, где были сложены перевернутые столы для пикников, чтобы их не сломали при уборке снега. Коричневые ножки с крестообразными окончаниями напоминали руки страждущих, взывающих о помощи. — Неужели ты действительно так думаешь?Ивон боялась ответить. Глаза Робби потемнели от гнева. Судя по всему, он намеревался излить душу. Она не возражала, поскольку Робби бывал искренним, если его сильно разозлить. Сейчас его лицо казалось одухотворенным.— Да, я люблю огни рампы. Это мое. Люблю добывать баксы. Обожаю после выигранного процесса совершить круг почета по Маршалл-авеню. Но черт возьми, неужели ты действительно думаешь, что я даю взятки судьям ради себя? Нет. На самом деле для меня непереносимо прийти к этим людям и заявить: извините, я проиграл, и вы проиграли вместе со мной, я вас зря обнадежил, боль не смягчится, а станет еще острее. Я не могу этого сделать, поэтому играю. Для них. И для себя тоже. — Забывшись, Робби на секунду взял руку Ивон и сжал. Потом быстро отпустил, очевидно, опомнился или увидел в ее глазах что-то такое, от чего поспешил укрыться. Он поправил яркий шарф и прежде, чем снова завести двигатель, добавил уже гораздо мягче:— Вот такая игра… 14 Через несколько дней, вечером, когда Робби и Ивон уже собирались уезжать, позвонил Макманис. Амари сообщает, что Ролло Косиц только что вошел в фешенебельный клуб «Батискаф», любимое место отдыха Робби. Побыв немного в офисе Джима, Ивон и Робби сели в машину и вскоре уже протискивались сквозь толпу горожан, возвращающихся с работы. Слава Богу, им удалось добраться без пробок. Робби был на удивление весел, и страх уступил место радости. Ему было приятно снова побывать в заведении, где он провел множество прекрасных вечеров. Все кончилось примерно год назад, когда угроза беды, связанной с болезнью Рейни, превратилась в саму беду.Большие окна клубного ресторанного зала смотрели на Кейхилл-стрит, а в бар можно было войти со стороны пассажа, где в витринах бутиков красовались элегантные безголовые манекены. На цокольном этаже размещался оздоровительный комплекс «Доктор Мускул», где Робби еще совсем недавно упражнялся каждый вечер. Он говорил, что туда ходят два типа мужчин. Серьезно озабоченные фитнесом никуда не торопятся. Их меньшинство. Они долго сидят после тренировки в раздевалке, потягивая морковный сок и заедая соевыми гамбургерами. Сам он принадлежал к большинству, которое потом поднималось в бар. Эти ребята посещали школы степа, играли в теннис у стенки, а здесь в течение часа занимались поднятием тяжестей, после чего шли в бар выпить текилы и выкурить несколько сигарет, полагая, что здоровый образ жизни включает также и эти удовольствия.Двери клуба украшала черная стильная вывеска, внутри тоже все было изысканно. Мраморные столики, блестящие хромированные перила лестниц, итальянские светильники в форме перевернутых калл, обеспечивающие интим. Публика в вечерних костюмах. Одни сменяли друг друга в баре у длиннющей мраморной стойки с высокими деревянными табуретами, другие обосновались на весь вечер в ресторанном зале, а третьи устроились за узкими столиками на залитом синевато-серым светом верхнем этаже, похожем на антресоли, плавающие в дыму над головами обитателей бара.Через вращающуюся дверь Робби прошел в вестибюль, и его сразу приветливо встретили многие присутствующие.— Привет охотнику за пострадавшими! — Перед ними вырос элегантно одетый мужчина, более упитанная версия Робби Фивора, тоже темноволосый и причесанный. — Куда ты запропастился, черт возьми? Околачивался в каком-нибудь госпитале по восстановлению работоспособности, уговаривал сестер передать твою карточку во все палаты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138