Эрншоу превратился теперь в энергичного парламентария; я знал его еще по Оксфорду. К сожалению, его заинтересованность в этом деле не подкрепляется должным сочувствием к женщинам.
Воскр . Чабб сражен очередным приступом крупа и предоставил читать проповедь мне. В выборе темы я решил положиться на Библию. Открыв ее наугад, я попал на Исаию, 45.3 и в итоге говорил на боговдохновенную тему: «и отдам тебе хранимые во тьме сокровища и сокрытые богатства, дабы ты познал, что Я Господь, называющий тебя по имени, Бог Израилев».
Записи, сделанные в последующие дни, оказались намеренно затуманены и так невообразимо переплетены, что походили скорее на тайнопись, нежели на обычный дневник; прочесть их было практически невозможно. Перевернув страницу, Блэар окунулся в период, непосредственно предшествовавший тем событиям, что вызвали потребность в проводимом им расследовании: неделю, начинавшуюся с 15 января, — последнюю, на протяжении которой Мэйпоула еще видели в Уигане.
«Понед . Песнь Соломона гласит удивительно точно:
Дщери Иерусалимские! черна я, но красива,
как шатры Кидарские, как завесы Соломоновы.
Не смотрите на меня, что я смугла,
ибо солнце опалило меня.
Царица Савская подвергла Соломона испытаниям, он ответил на все ее вопросы, и она одарила его золотом, пряностями и драгоценными камнями. Она была африканкой: а у Соломона были, конечно, черные наложницы.
Вторн . «От плода уст своих человек насыщается добром, и воздаяние человеку — по делам рук его», — говорит Соломон. Почему же тогда преподобный Чабб обрушивает все проклятия ада на тех шахтеров, которые утоляют свою жажду пивом?
Одно время я и сам был таким же, как Чабб. Восхищался ученостью, целеустремленно готовил себя ко встрече с тем лучшим миром, что должен когда-то настать. Но Уиган изменил мои представления. Теперь я считаю, что самое главное и первостепенное — это тепло семейного очага, дружба, надежда и свет в конце туннеля. Все остальное суета сует!
Здесь у нас сосуществуют рядом два мира. Залитый светом мир домов со слугами и каретами, с походами по магазинам в поисках модных шляпок, перчаток для детей, мир пожизненной ренты и загородных пикников. И рядом с ним — другой мир, возглавляемый племенем тех, кто занимается тяжким трудом под землей или же в шахтных дворах, где воздух настолько насыщен паром и сажей, что любое время дня кажется там сумерками. В обстановке смертельной опасности для жизни и с невероятным перенапряжением физических сил этот второй мир добывает богатство, благополучие, покой и свободу для первого. Обитателям первого мира, однако, мир второй остается в самом прямом смысле слова невидим, если не считать ежедневного шествия черных и изможденных мужчин и женщин, возвращающихся через весь Уиган в кварталы Скольза. (В этом месте почерк снова стал почти нечитаемым.) Но как попасть в этот второй мир, как в него проникнуть? Вот где ключ ко всему остальному.
У кичливого адвоката есть свой дом, свои приемная и гостиная. Шахтер же, говоря словами псалма, «был сотворен втайне и чудным образом спущен трудиться в самые глубины земные». Благородные леди домогаются признания своей красоты от собственных служанок. А простая шахтерка обращает очи к Богу и поет: «Хвала Тебе, Боже, за то, что сотворил меня столь дивной, что красота моя поражает, как чудо, и вызывает благоговение перед Творцом ее!» Какой чудный, неизвестный псалом: мой самый любимый.
Среда . Посетил Мэри Джейксон, вдову. «Дом для женщин». Обязанности викария вдруг показались мне мелкими и не сопряженными ни с какими опасностями. Чувствую себя так, будто я покидаю мир удобных и благополучных судеб и перемещаюсь в другой, более реальный мир. Завтра меня ждет величайшее приключение».
Все последующие страницы дневника остались чистыми. Под обложкой, с внутренней стороны Блэар обнаружил фотографию размером с игральную карту. На ней была изображена молодая женщина во фланелевой, сложенной по-цыгански углом шали, скрывавшей половину ее театрально перепачканного лица. Одета она была в грубые мужские брюки и такую же рубаху. Юбка ее была закатана вверх и прихвачена нитками у пояса, обе руки лежали на черенке лопаты. Позади нее виднелся грубо намалеванный ландшафт: холмы и бродящие по ним стада овец. На оборотной стороне снимка было напечатано: «Фотостудия Хотема. Милгейт, Уиган».
Вспышка магния отлично высветила открытый и смелый взгляд женщины. Более того, бесформенная одежда даже подчеркивала стройность и гибкость ее тела, а плотная шаль только оттеняла четкие очертания лица. И хотя само лицо женщины было наполовину скрыто и ни фотограф, ни Мэйпоул не написали, кто изображен на снимке, Блэар сразу же узнал ту, что так пристально и прямо смотрела в объектив камеры. Это была никакая не царица Савская, но Роза Мулине. ^p
Глава седьмая
Роза и ее подружка Фло как раз выходили из дома; и хотя девушкам не удалось окончательно смыть следы угля с лиц, они тем не менее сменили шали на вельветовые шляпки. Фло остановилась в дверях, загораживая дорогу Блэару, но взгляд ее при этом поверх плеча Блэара устремлялся на улицу, в направлении киоска торговца сладостями, и в нем сквозило нетерпение.
— Вот и наш исследователь Африки, — проговорила Роза.
— Я его прошлым вечером приняла за фотографа, — сказала Фло.
— Можно мне пойти с вами? — спросил Блэар. — Угощу по дороге.
Женщины быстро обменялись взглядами, потом Роза с холодной интонацией королевы, внезапно меняющей свои планы, проговорила:
— Ступай пока одна, Фло. Я на минутку задержусь, поговорю с мистером Блэаром, а потом найду тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147