— Что произошло в Кейптауне?
— Каким-то чудом Харден уцелел в том же шторме, который едва не потопил танкер. Я подозревал, что он способен на такое.
— Почему?
— Он обладает невероятной живучестью. Это была...
— Интуиция? — язвительно спросил премьер-министр.
— Да, сэр. Я сумел спасти его спутницу от ласковых объятий южноафриканской полиции и...
— Какую спутницу?
— Молодую нигерийку по имени Ажарату Аканке, — сказал Доннер, глядя на министра по африканским делам.
Тот поднял брови.
— Дочь бригадира Аканке?
— Да.
— Я думал, что она сейчас в Англии.
— Она уплыла с Харденом.
Министр по африканским делам широко улыбнулся.
— Чудесно! Бригадир Аканке может стать нашим верным другом. — Но его улыбка исчезла. — Почему вы не сообщили мне?
— По соображениям безопасности, — ответил Доннер. — Я хотел дождаться, когда проект будет завершен. Генерал Аканке согласился подождать с благодарностями.
— По соображениям безопасности? — рявкнул премьер-министр. — Кто еще знал о вашем плане?
— Никто, даже Аканке. Я ничего не говорил ему о своих связях с Харденом. Затем я помог Хардену починить яхту и организовал доставку его яхты в Дурбан, чтобы он мог избежать сложных погодных условий у мыса Доброй Надежды. Он находился в очень неважной форме.
— А что он делает в Дурбане?
— Он отплыл из Дурбана в день прибытия.
— Куда?
— Не знаю.
— Хорошо. Что он намеревается делать?
— Потопить «Левиафан».
— Где-то между Дурбаном и Аравией?
Премьер-министр поглядел на карту, висевшую на стене. После затянувшейся паузы он произнес:
— Четыре тысячи миль пути... Где именно он находится сейчас?
— Не знаю, — сказал Доннер. — Я сообщил ему по радио дату отплытия «Левиафана». Харден не ответил на мой сигнал. Я предполагаю, что он либо в Мозамбикском проливе, либо у Рас-эль-Хадда. Скорее всего, первое. Он может действовать только в пределах ограниченного района.
Премьер-министр помрачнел.
— Не будете ли вы так любезны ненадолго покинуть нас? Мы вас позовем.
Доннер встал и вышел из зала. Вейнтрауб проводил его обеспокоенным взглядом. Пока он ждал решения, симпатичная девушка в армейской форме принесла ему чай. Наконец его вызвали.
Только Вейнтрауб, шеф Моссада и премьер-министр под его взглядом не опустили глаз. Все другие члены Комитета смотрели в стол. Вейнтрауб слегка пожал плечами и развел руками. Наконец премьер-министр заговорил.
— Ваш друг Цви Вейнтрауб убедил нас, что для проведения успешных операций необходимо действовать храбро. Тем не менее Комитет опасается; что ваш план связан с большим риском и намного превышает возможные выгоды. Мы отвергаем его.
Доннер злобно покачал головой и заговорил — терять ему было нечего:
— Настанет время, когда вы пожалеете, что не воспользовались оружием, которое я предлагаю вам.
— Благодарю вас за то, что нашли время посетить нас, — церемонно сказал премьер-министр.
— А как быть с Харденом?
— Мы остановим его, — сказал шеф Моссада.
— Нет! — выразительно возразил Доннер.
Все уставились на него.
— Цви, — произнес Доннер. — Пожалуйста...
Вейнтрауб поднялся.
— Пусть Майлс выполняет свой план. У него есть право.
— Слишком поздно говорить о его правах, — заявил шеф. — Мы не можем допускать новых ошибок.
Вейнтрауб ударил кулаком по столу.
— У Доннера есть право, господин премьер-министр. И он не допускает ошибок. Лучшего работника у нас нет.
Глава 21
Муссон промчался над высокими прибрежными горами Юго-Восточной Аравии и откатился через Аравийское море к берегу Индийского субконтинента. Харден вышел из полосы муссона, обогнув высокий маяк и башню радара на песчаном мысе Рас-эль-Хадд, и вошел в Оманский залив.
Воздух в заливе был горячим, вода спокойной. Всего час назад он плыл по бурному морю, а сейчас оказался в стоящей воде. Харден убрал тяжелые стаксели, которые несли яхту последние тысячу шестьсот миль, и поставил легкий парус. «Лебедь» направился на северо-запад, держась в двух милях от высоких и голых каменных утесов на побережье Восточной Аравии.
Корпус яхты был покрыт коркой соли. Тучи брызг больше не досаждали Хардену, но воздух оставался таким же влажным. Поэтому, несмотря на жару, должно было пройти много дней, чтобы на вещах и продуктах не осталось следов плесени.
Недели одиночества незаметно подтачивали дух Хардена, рассеивали внимание, повышали раздражительность. Маленькие неприятности, например необходимость постоянно прилаживать лопасть автопилота, вываливающуюся из гнезда, принимали непропорционально большие масштабы. Более крупные проблемы, скажем протекающий корпус, казались гигантскими. После плавания по бурным муссонным водам состояние яхты ухудшилось, и воображение Хардена, подстрекаемое одиночеством, рисовало яркие картины, как каюты наполняются водой и «Лебедь» идет ко дну, прихватив с собой и капитана.
По иронии судьбы, суша тоже выводила Хардена из себя. Последние три месяца, не считая одной недели, он провел в открытом море, и присутствие близкого берега стало помехой для плавания.
После полудня ветер затих и паруса лениво повисли. Каменистый берег по левому борту едва виднелся в дымке. По правому борту в нескольких милях от яхты двигался призрачный черно-серый силуэт танкера, направляющийся в Ормузский пролив — вход в Персидский залив. Становилось жарко, как в топке. Харден одновременно видел сразу несколько кораблей, идущих шеренгой.
Вдруг он услышал громкие протяжные крики и, оглядев берег в бинокль, заметил красный каменный минарет в крохотной деревушке. Призыв к молитве громко разносился над неподвижной водой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127