Это означало, что «Левиафан», двигаясь со скоростью четыре узла, доберется до канала Нэб через час. Он спросил:
— Когда давление пара будет нормальным?
— Через час, — ответил Огилви.
Лоцман не знал, уверенность это или пожелание. Он подумал, сможет ли он использовать помощь буксиров на всем пути до маяка Нэб? Нет, слишком поздно. Он спросил:
— Мы не можем развернуть корабль, изменив направление вращения правого винта?
Огилви посмотрел на воду.
— Лоцман, винты едва тянут судно. Они наполовину выходят из воды, и так будет продолжаться, пока я не выйду из этого канала и не приму балласт. Следовательно, развернуть корабль, как вы выразились, при таком ветре практически невозможно.
Лоцман пропустил мило ушей сарказм Огилви. У капитана имелись очевидные причины для тревоги.
— Тогда мы должны остановиться до того, как сворачивать в Нэб.
— Слишком поздно.
— Прошу прощения, капитан?
— Слишком поздно останавливаться.
— Капитан, у нас есть четыре мили!
— При самых благоприятных условиях я мог бы остановить корабль, запустив оба винта на полный задний ход и пытаясь двигаться зигзагами. Но один котел вышел из строя, винты выступают из воды, ветер дует в корму, и для маневра нет пространства — это отнюдь не самые благоприятные условия. У меня нет возможности погасить инерцию «Левиафана», и даже если бы такая возможность была, я не смог бы встать на якорь до того, как ветер загонит корабль на мель.
— Капитан, значит, вы говорите, что нам остается только ждать, когда восстановится давление пара?
— Я говорю вам, что инженеры «Левиафана» исправят неполадку за час, и за это время вам придется потрудиться.
— А что вы можете предложить, если инженеры не справятся?
— Я предлагаю вам вернуться к рулевому. Ваши указания нужны ему больше, чем мне.
Лоцман развернулся на каблуках и поспешно зашагал в ходовую рубку, молясь, чтобы Огилви не подвела его уверенность, и радуясь, что капитан желает остаться в стороне. Очевидно, он сознавал недостаток своей компетентности. Капитан танкера проводит большую часть времени в открытом море и только два дня в месяц ему приходится плавать в районах с напряженным движением. Огилви не был готов к тонкому маневрированию в незнакомых водах. Именно для этого и существуют лоцманы.
В ходовую рубку ворвался внезапный порыв ветра. Он ударил в правый борт, и корабль стал поворачиваться к юго-востоку. Рулевой, поднявшись с табурета, встревоженно крутил штурвал.
— Сэр, корабль разворачивается поперек канала. Я не могу его удержать.
— Поблизости есть какие-нибудь буксиры? — спросил лоцман.
— Ближайший за десять миль, — ответил дублер.
Слишком далеко. Помощи ждать неоткуда. А в трех милях впереди видны невооруженным глазом и отчетливо выделяются на шкале радара огни, которые отмечают вход в канал Нэб. До них осталось сорок пять минут хода. В миле за ними виднелись три мигающих оранжевых огня самого канала, скрытого за поворотом, который «Левиафан» не может совершить на скорости в четыре узла.
Танкер сносило то в одну, то в другую сторону. Рулевой пытался восстановить управление над медленно движущимся кораблем. Лоцман помогал рулевому всем, чем мог, обращаясь непосредственно к нему, не прибегая к услугам третьего офицера.
— Рулевой, вы можете повернуть корабль в обратную сторону. У нас есть немного места... Так... Так... Теперь держите курс сто двадцать... Хорошо... Хорошо... Стоп! Держите так.
«Левиафан» приближался к мигающему белому огню, который отмечал один из затонувших кораблей на дне канала. Лоцман определил направление на бакен. Когда настало время поворачивать, он встал рядом с рулевым, вместе с ним следя за компасом, чтобы матрос мог чувствовать его присутствие в темноте.
— Курс сто десять.
— Есть курс сто десять.
Сперва стрелка компаса поворачивалась медленно. Сто девятнадцать, сто восемнадцать, сто семнадцать. Остановилась на сто семнадцати. Указатель угла поворота приблизился к нулю.
— Продолжайте, — сказал лоцман.
— Есть, сэр.
Рулевой повернул штурвал дальше, но компас по-прежнему показывал курс сто семнадцать.
— Корабль не слушается, сэр.
— Крутой поворот налево.
— Есть крутой поворот налево.
Рулевой повернул штурвал до предела. Его руки на крошечном коромысле казались невероятно большими. Тяжелые суставы пальцев, освещенные красными огнями приборной панели, выглядели как руки старой уборщицы. «Левиафан» продолжал двигаться вперед, повернувшись носом к южному краю канала.
Лоцман тревожно перевел взгляд с застывшего компаса на черноту прямо по курсу. Индикатор скорости показывал четыре узла, которых едва хватало для управления судном. Лоцман почувствовал, как в нем нарастает гнев. Что они там копаются в машинном отделении? Почему Огилви остается в крыле? Почему он не придет?
Он открыл рот, чтобы отдать приказ об аварийной остановке. Если запустить оба винта на полный задний ход, «Левиафан» не успеет остановиться, но это может ослабить удар. На отмелях встречаются не только песок и ил, но и скалы, и они раздерут корабль на клочки. Тонны нефти выльются из танкера в пролив Солент. Корабль взорвется или сядет за мель, заблокировав порт на много недель.
Стрелка компаса задрожала, и корабль продолжил поворот. Сто шестнадцать, сто пятнадцать, сто четырнадцать. Рулевой повернул штурвал обратно, чтобы остановить поворот. Лоцман следил за компасом. Сто двенадцать, сто одиннадцать.
— Стоп, — предупредил он рулевого.
Сто десять, сто девять.
— Стойте. Вы прошли мимо отметки.
— Да, сэр.
Но стрелка по-прежнему поворачивалась. Сто восемь, сто семь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127