тогда как величественный дуб и восточный платан по своей форме резко отличались от перистой мягкости пробкового дерева и колыхающейся грации тополя.
Дойдя до простой скамейки в чаще леса, Бланш села отдохнуть; сквозь прогалину леса взор ее улавливал мельком клочки голубых вод Средиземного моря, с белыми парусами, скользящими по его глади, или части гор, облитых горячим солнцем; при этом душой ее овладело то изысканное наслаждение, которое будит фантазию и ведет к поэтическому творчеству. Жужжание пчел одно нарушало тишину, царившую кругом; в то время, как они вместе с другими насекомыми пестрых оттенков весело носились в тени, или упивались сладким медом из чашечек свежих цветов. Бланш, наблюдая одного из мотыльков, перелетавшего с цветка на цветок, старалась представить себе те наслаждения, которые он испытает в течение ствоего короткого дня, и у нее сложились в голове следующие стансы:
МОТЫЛЕК К СВОЕЙ ВОЗЛЮБЛЕННОЙ
Какой тенистый дол, благоухающий цветами,
Тебя прельстил остановить воздушный твой полет,
И не лететь в лиловый вереск
Где часто весело носилась ты?
Я долго наблюдал из чашечки лилии,
Блиставшей белизной под утренним лучом,
Старался я напрасно уловить шорох твоего полета
И разглядеть издалека блеск твоих пестрых крыльев.
Ни солнцем залитое пастбище, ни дерево цветущее —
Ничто на свете.не сравнится с чашечкой лилии,
Убежищем моим и преданной моей любви.
Когда начнут цвести цветы в апреле
И буквица, и колокольчик голубой,
Во мху зеленом скромная фиалка,
С своими чашечками, смоченными слезой росы.
Когда подует ветер злой,
Начнет срывать цветы и похищать из чашечек их мед
И гулко разносить в долине песни.
Тогда я улетаю в зеленый приют лесов:
Там, в чаще спутанной лесных тропинок, я играю
Вдали от грубых ребятишек;
Туда едва лишь проникает солнца свет,
И легкая роса там воздух освежает.
То высоко я в солнечном луче порхаю
Над кущами, фонтаном, долом и пригорком.
Склоняюсь ласково над алыми цветами,
Что свесили свои головки над ручьем.
Но их оставлю я, — пусть тебя направят.
Покажут, где цветет жасмин душистый
И белоснежный ландыш прячется в траве.
Где распускаются бутоны роз…
Но все не слышу я возлюбленной полета!
В каком убежище тенистом соблазнилась ты остаться?
Когда-то одному лишь мне ты угодить желала.
Со мной одним порхала но цветам!
Но, может быть, печалюсь я напрасно,
Убежище тенистое напрасно я браню?
Быть может, ты верна и только заблудилась
Иль завлекли волшебницы тебя?
Иль, может быть, царица фей в стране волшебной,
Ценя твое проворство, далеко тебя послала
До вечера слетать и принести ей
Эссенции душистой для колесницы ее легкой.
Или наполнить чашечку от желудя
Нектаром из индийской розы.
Или собрать на берегу волшебного ручья
Майской росы, лекарства от тоски любовной?
Но что к вижу: ты уже летишь
Веселая, как самый яркий из цветов весенних.
Я узнаю убор лазоревый и черный
И пурпурные крылышки твои.
На крыльях бризы мчишься ты ко мне.
Привет, привет тебе в моем душистом доме!
В прекрасной лилии с тобой по-прежнему мы заживем
И вместе будем мы порхать с цветочка на цветок.
Вернувшись в замок, Бланш, вместо того чтобы пройти в гостиную графини, из любопытства пустилась бродить по той части замка, которой она еще не осматривала, — самая старинная часть его более всего привлекала ее внимание; хотя то, что она видела из новейших пристроек, было красиво и элегантно, но старина казалась интереснее ее романтическому воображению. Поднявшись по парадной лестнице и пройдя по дубовой галерее, она вступила в длинную анфиладу покоев, со стенами, увешанными коврами или украшенными панелями из кедрового дерева; мебель на них казалась такой же старинной, как и сами покои; огромные камины стояли пустые и холодные; видно, давно вокруг них не собиралось веселое общество; весь ряд комнат имел такой унылый, заброшенный вид, будто почтенные предки, портретами которых были увешаны стены, были последними обитателями этих хором.
Выйдя оттуда, Бланш очутилась в другой галерее, упиравшейся одним концом в заднюю лестницу, а другим — заканчивавшейся дверью, которая, по-видимому, сообщалась с северной частью замка; но дверь эта оказалась запертой. Тогда Бланш спустилась с лестницы и, отворив дверь, проделанную в стене несколькими ступенями ниже, очутилась в небольшой квадратной комнатке, составлявшей часть западной башни. Из трех ее окон открывались чудесные и все разные виды: одно окно выходило на север, в сторону Лангедока, другое — на запад, на предгорья Пиренеев, грозные вершины которых увенчивали ландшафт, и третье было обращено к югу, на Средиземное море и часть дикого побережья Руссильона.
Оставив башню и спустившись по узкой лестнице, Бланш попала в полутемный коридор и там долго бродила, ища выхода; наконец, ее взяло нетерпение и страх, — она позвала на помощь. Вслед затем послышались шаги, мелькнул огонь сквозь дверь в конце коридора, кто-то осторожно приотворил ее, не решаясь войти. Бланш молча глядела на высунувшуюся фигуру; дверь стала медленно закрываться; тогда она крикнула и подбежала к двери. Перед нею оказалась старуха-экономка.
— Дорогая барышня! это вы? — проговорила Доротея. — Как это вы попали сюда?
Если бы Бланш была не так поглощена своими собственными страхами, она заметила бы выражение смертельного испуга я. удивления на лице старой Доротеи; та повела ее по длинному лабиринту ходов и комнат, имевших такой вид, будто они уже лет сто простояли необитаемыми. Наконец они достигли комнаты, отведенной для экономки;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142