Негромко. Я нерешительно потерся о коврик под дверью. «Лиля!» – сказал я. Ни звука в ответ. Я вошел. La na ceu bo e um estrela Ki cata' brilha Li na mar bo e um areia Ki cata moja' Espaiote nesse monde for a So rotcha e mar Terra pobre chei di amor Tem morna tem coladera Terra sabe chei di amor Tem batuco tem funana На небе ты звезда, которая не сияет. На море песок, который не мокнет. Рассеяв во всем мире скалы и море, бедная земля, наполненная любовью, окружает красавицу, также полную любви. (португ.)

. Лиля сощурив и так узкие глаза, сидела на диване, поджав под себя ноги. Она была в черной водолазке и черных джинсах. Справа и слева от нее лежали большие пестрые подушки, которых она еле касалась локтями. Oi tonte sodade Sodade sodade Oi tonte sodade Sodade sem fim Одиночество. Полное одиночество. Одиночество без конца. (португ.)

. Песня кончилась.Она перевела взгляд на меня. Молча кивнула в сторону кухни. Я воспринял это как предложение пойти и сделать себе чаю.Началась следующая песня. Я вспомнил, как несколько лет назад в Лиссабоне, я зашел в музыкальный магазин и спросил: «дайте что-нибудь, что похоже на Чезарию Эвору». В ответ продавец грустно посмотрел на меня и сказал: «ничего похожего на Чезарию у нас нет. И быть не может».Я сделал себе чай в маленькой узкой неудобной кружке. Других не было. Я люблю пить чай из пиал или больших чашек. Я сел в углу и стал смотреть на Лилю.Лиля смотрела в пространство за желто-красным гобеленом, который висел на стене. На нем средневековые всадники в сапожках с длинными носками и в таких же длинных колпаках скакали на лошадях на фоне обнесенного зубчатой стеной игрушечного города.Чезария продолжала петь, как она выживает в боли от любви.Ее грустный голос не то, что завораживал, а наборот, расковывал и напоминал тебя самого в твои самые лучшие минуты. Мы просидели так минут пятнадцать, и диск кончился.– Ну как ты? – спросил я.– Никак, – пожав плечами ответила она.– Как родители?– Спасибо, плохо.– А его?– Еще хуже.– Лиля, кто убил Химика?Я произнес эту фразу и внимательно посмотрел на Лилю. Риторические вопросы у меня кончились.– Те, кому это было надо.Она даже не перевела взгляд в мою сторону.– А кому?Лиля покачала головой. Я не понял, что означает этот жест. То ли нежелание говорить, то ли нежелание задумываться.– Лиля, это наркотики? Кетамин? Калипсол?Она сделала движение плечами вверх-вниз.– Дейр-Эль-Бахри? – я сам удивился тому, что сказал.– Что?! – немного хрипло вырвалось у нее, и она перевела взгляд на меня.Мы несколько секунд смотрели друг другу в глаза, как будто играли в детскую игру, кто раньше отведет взгляд. Я никогда не любил этих игр. И всегда проигрывал. Мне было неудобно заглядывать в глаза другому человеку. Тревожить его и залезать через глаза глубже, чем положено. Я, вообще, боюсь чужих глаз. Поэтому я отвел взгляд. Но не сказал ни слова.– Почему ты сказал «Дейр-Эль-Бахри»? Ты что, оттуда?– Оттуда… – офигел я. – Откуда оттуда? Лиля!? Что за сумасшедший дом? Что происходит? Причем тут Дейр-Эль-Бахри? Вы что все сговорились что ли?Фраза: «Вы что все сговорились?» – была из неприличного анекдота и поэтому неуместна в этом разговоре. Я испугался, не обидел ли я Лилю. Лиля не заметила контекст.– Объясни, откуда ты взял «Дейр-Эль-Бахри?»– «Одиночество», – сказал я тупо на всякий случай.– Одиночество? – явно не поняла Лиля.– «Калипсол», «Дейр-Эль-Бахри», «Одиночество».Я пытался сделать вид, что разбираюсь в людях, и посмотрел на Лилю тем взглядом, который сам хотел бы назвать проницательным. Но с проницательностью у меня всегда было не очень…– Одиночество, – задумалась Лиля и отрицательно покачала головой.Тогда я, взяв с Лили твердое обещание молчать, в очередной раз нарушил собственное и кратко рассказал про заказ ФФ, а также про то, что я узнал про храм Хатшепсут.– Вот, – закончил я. – Я раскрылся. Теперь, кажется, твоя очередь?Лиля покачала головой. Я начинал чувствовать себя обманутым.– Лиля! – довольно строго сказал я. – Моего друга и твоего мужа убили какие-то сумасшедшие подонки. Мне дали странный заказ. По-моему, это как-то связано. И ты что-то знаешь. В том числе то, чего я не должен был тебе говорить. Попробуй отплатить мне взаимностью.– Взаимность не может быть оплатой. Люди не влюбляются из благодарности. Я должна подумать, – медленно сказала Лиля.– Подумай, – разрешил я и пошел на кухню за вторым чаем.Я выпил уже половину второй кружки, а Лиля так и не произнесла ни слова. Тогда я решил задавать вопросы сам. Может, она все-таки разговорится. Может, проговорится.– Лиля, а MNJ Pharmaceuticals производит калипсол? Или его аналоги? Кетамин…– Не знаю. Нет. Кажется, нет.«Один – ноль», – подумал я. Это был правильный ответ. Хорошо, что Лиля хоть не врет…– А Химик – часто его использовал?– Иногда. Не очень часто. Ну, раз в месяц. Частота не имеет значения. Глубина важнее.– Какая еще глубина? А ты не заметила чего-то странного перед…– Он всегда был странный. Все мы странные, когда перерождаемся. А перерождаемся мы часто.Мне показалось, что Лиля не придуривается, а пытается решить дзенскую задачу «как не дать, давая». Я попробовал вдумываться в ее ответы, но это плохо получалось.– А хоть что-нибудь говорил?– Он всегда мало говорил. Я должна подумать.Я очень не люблю, когда мне отказывают женщины. Даже в информации. Единственное средство, которое может помочь при женских отказах кроме тепла и настойчивости – это алкоголь. Но предложить Лиле выпить было невозможно. Я продолжал расспросы всухую.– А при чем здесь женщина-фараон?– Фараон?– Хатшепсут.– Какая Хатшепсут? Я первый раз слышу про нее от тебя. Не знаю. Может, и не при чем. Хотя имя… Нет. Не знаю.– Лиля, зачем ты пудришь мне мозги?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24