Мерри Мередит не слишком страдал. Ему в жизни довелось побывать в гораздо худших ситуациях. Однако он не мог не испытывать некоторую грусть. Его еще давно предупреждали о том, что русские - расисты, но он верил, что для него будет сделано исключение. Хотя бы из уважения к Пушкину. Из всех присутствовавших здесь американцев он один читал русскую классику. Он знал названия картин Репина и даже когда они были написаны. Ему казалось, что из своих соотечественников он один понял ту железную цепочку неизбежностей, что привела этих людей к нынешней трагедии. Он даже знал названия и составные части многочисленных закусок, которые хозяева, явно с огромным трудом, наскребли для сегодняшней встречи. И тем не менее всякий раз, когда он подходил к столу, русские бросали на него недовольные взгляды, словно его темная кожа могла испачкать еду.
Расовой дискриминации не было места в университетском городке, где беззаботно прошла его молодость, а за годы, проведенные в Уэст-Пойнте, он сам научился отгораживаться от подобных предрассудков. Армия же испытывала такую нехватку способных людей, что их национальные, этнические и социальные корни никого там не волновали. Только позже жизнь впервые заставила его посмотреть на свое отражение в зеркале.
И вот теперь, через много лет после того ужасного дня в Лос-Анджелесе, он оказался рядом с советским полковником, который видел в нем всего лишь относительно высокоразвитое животное. Начальник советской разведки посвящал его в тонкости построения армии противника и ситуации на фронте так, как если бы разговаривал с ребенком, и Мередиту постоянно приходилось вызывать в памяти образ и пример Тейлора, чтобы удержаться от того, чтобы словами, а то и действием не оскорбить пузатого полковника. Самое обидное, что тот явно знал меньше Мередита о противнике и даже о положении собственных войск, а то немногое, что было ему известно, уже давно и безнадежно устарело. Благодаря постоянно обновляющейся разведывательной информации, что звучала в его наушниках и появлялась на экране переносного компьютера, Мередит знал, что боевая обстановка ухудшалась с каждым часом. И, однако, похоже, полковника Козлова интересовала только демонстрация своего этнического превосходства.
Мередит с облегчением увидел, как Мэнни Мартинес прервал свой тет-а-тет с Тейлором и направился к столу, переоборудованному в разведывательный отсек.
На лице Мартинеса сияла ослепительная улыбка, резко контрастировавшая с царившей в помещении атмосферой умственного и физического истощения.
- Простите, сэр, - извинился Мартинес перед бочкообразным советским полковником, со своей указкой, напоминавшей дирижерскую палочку, скорее походившим на руководителя уличного оркестра. Потом он повернулся к Мередиту: - Мерри, наш Старик хочет, чтобы ты поприсутствовал на одной маленькой беседе. Можешь освободиться на минутку?
Мередит испытал восторг школьника, которому вдруг разрешили прогулять уроки. Он спешно извинился перед полковником по-русски и оставил своего зама страдать во имя армии Соединенных Штатов Америки.
Лавируя между столами, Мередит почувствовал, что улыбка Мэнни оказалась заразительной.
- Ну что ты оскалился, придурок? - поинтересовался Мередит у приятеля.
Мэнни улыбнулся еще шире:
- Это все еда. Ты должен ее попробовать.
- Уже пробовал, - ответил Мередит. Хотя умом он и понимал, каких усилий стоило организовать такой буфет и что все в нем - относительно высокого качества, он все же не мог поверить, что Мэнни действительно понравились закуски. Все его попытки убедить остальных офицеров отдать им должное безнадежно провалились. - Да брось, ты меня разыгрываешь.
- Только не я, брат. Еда потрясающая. Хочешь, спроси у Старика сам.
Мередит решил, что тот шутит, и, хотя так и не понял юмора, не стал больше ничего выяснять. Протискиваясь мимо последнего рабочего стола, он зацепил грубыми шерстяными брюками за край лежащей на нем кальки со схемой и сбросил на пол несколько маркеров.
- Классный же ты был, видать, защитник, - заметил Мэнни.
Мередит с приятелем быстро подобрали упавшие инструменты с беспорядочно разбросанных по полу компьютерных распечаток и извинились перед измученным капитаном, чья работа пошла насмарку. Когда друзья распрямились, перед ними стоял полковник Тейлор, а также генерал Иванов, Козлов и еще один русский, в котором Мередит признал коллегу Мэнни. Через минуту подошел Счастливчик Дейв Хейфец и советский офицер, заместитель по планированию.
Стараясь не привлекать к себе внимания, Мередит передвинулся так, чтобы не оказаться лицом к лицу с Козловым. Тот был вполне привлекательным человеком - пока не открывал рта, полного обломанных гнилых зубов, от вида которых хотелось зажмуриться.
Его дыхание смело можно было квалифицировать как самое грозное наступательное оружие, имевшееся в арсенале русских. Мередит сочувствовал Козлову, ибо тот явно являлся первоклассным офицером и изо всех сил старался, чтобы все шло как надо. Но его сочувствие не шло настолько далеко, чтобы терпеть его дыхание.
И без того в комнате стояла вонь, и воздух висел неподвижно, тяжелый, как одеяло. Грубая ткань советской формы, которую носили все присутствовавшие, стала еще жестче от засохшего пота. Мередит не чувствовал уверенности, что его желудок выдержит дурной запах изо рта Козлова, учитывая поздний час, недосыпание и тяжелый груз жирной, нездоровой русской пищи.
Тейлор подвел их всех к карте во всю стену и бросил быстрый взгляд на Мередита, выясняя, готов ли тот переводить.
- Похоже, - начал Тейлор, - что мы так торопились, что наши советские союзники не успели понять одну маленькую вещь…
Перевод давался легко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112