Их видение мира обещало встречу с природной жизненной мудростью, более глубокой и щедрой человечностью и яркостью характеров, не испорченных влиянием холодных бледнолицых выходцев из Северного полушария.
Вместо всего этого он увидел эпидемию. И такой размах коррупции, корысти и бесчестья, которые до основания потрясли его душу среднего американца. Он не заметил ни единого признака духовной широты и благородства, ничего, что говорило бы о дремлющем величии расы. Говард пытался закрывать глаза на реальности африканской жизни, отчаянно отрицал очевидное, не желая даже сейчас убедиться, насколько заблуждались его родители в представлениях, которые сформировали их мировоззрение.
В конечном итоге ему пришлось признать, что у него больше общего с каким-нибудь белокожим рядовым из алабамской глубинки, нежели с заирцами. Культура, любовь к телевизору, видео, компьютерным играм, музыка, реклама, учебники, манеры, удобства современной цивилизации, полуфабрикаты для завтраков, представление о том, что прилично и что нет, да и просто понятия «добра и зла» - все это перевешивало реальные и мнимые расовые узы. Вместо романтики он нашел лишь грязь. Да и сами африканцы не испытывали к нему братских чувств. Их интересовали только его деньги.
Родителям же он писал, что хотя боевые действия и эпидемия ограничивали для него возможность получше узнать страну, рассвет над большой рекой являл собой величественную картину, а растительность исключительно живописна.
А потом, так до конца и не поняв, почему судьба так жестоко обошлась с его армией, с его страной, он закинул свои пожитки в другой транспортный самолет и отправился в карантин на Азорах. По счастливой случайности болезнь Рансимана не задержалась у его койки. В лагере творился такой кошмар, что практически каждый приготовился умереть или в лучшем случае пострадать от эпидемии. Уровень самоубийств среди ожидавших своей судьбы мужчин и женщин подскочил до невиданной отметки. Как-то раз отказал последний бульдозер, и тем, кто еще не заболел, пришлось вручную копать траншеи для захоронения мертвых. Потом кончились пластиковые пакеты для трупов. Тогда вышел приказ сжигать тела. За ним последовал другой - выкопать ранее похороненных и сжечь их тоже. Умирая от страха, Мередит вызывался добровольцем на самые опасные работы. Он убедил себя, что в этом заключается его долг - компенсировать то, что он в безопасности просидел в Киншасе все то время, когда его товарищи погибали в сердце Заира.
Но хотя насыщенный дезинфектантами дым от костров жег ему ноздри и выедал легкие, у него ни разу не поднялась температура, желудок работал, как часы, и его кожу так и не украсили памятные знаки африканской кампании. Ему часто приходило в голову, что, возможно, Всевышний берег его для неких важных дел, хотя он суеверно гнал от себя такие мысли.
На острове живые говорили в основном только об одном - о возвращении домой, на безопасную, здоровую землю. Но болезнь Рансимана опередила их, и, когда Мередит сошел с транспорта в Довере, эпидемия уже бушевала в Соединенных Штатах точно так же, как и во всем остальном мире. Сперва прекратились занятия в школах и университетах. Затем закрылись театры и рестораны. Потом появились замки на дверях магазинов, которые торговали товарами не первой необходимости. Но умилостивить эпидемию не удалось. Болезнь змеей сползла с транспортерных лент в аэропортах, извиваясь, потянулась по основным магистралям страны, проследила второстепенные шоссе до их пересечения с проселочными дорогами, а потом по неотмеченным ни на каких картах колеям добралась до ферм, ранчо и поселков. На Среднем Западе разбросанные то тут, то там городишки съеживались и умирали. Дичали и зарастали поля. Но основной удар пришелся по большим городам.
Общественные службы рассыпались, как карточные домики. Бесполезными оказались все меры профилактики, допустимые в свободном обществе. От врачебных масок и перчаток толку было не больше, чем от птичьих клювов и ароматических шариков средневековых целителей времен эпидемий чумы. Болезнь пожирала жизни работников коммунальных служб, полицейских, транспортников, ремонтников, медиков. Горожане бросились в сельские районы, рыская на своих машинах в поисках обойденного заразой хуторка, где можно снять комнату. Они разносили болезнь, пока у них не кончался бензин, пока они не умирали в мучениях где-нибудь на обочине или пока какой-нибудь местный житель не пристреливал их на пороге своего дома. Маленькие города и деревни пытались перекрывать ведущие к ним дороги. Но в наше время, когда даже хлеб привозят издалека, невозможно жить, отгородившись от остального мира. И БР приходила все равно, даже если грузовики с продовольствием застревали где-то в пути.
Эпидемия пробудила в людях самые худшие черты их характеров. Страну в мгновение ока заполнили шарлатаны, предлагавшие за огромные деньги чудесные лекарственные снадобья; телевизионные пророки, обличавшие современников в духе Апокалипсиса, тут же требовавшие денег, дабы они замолвили перед Богом словечко за слушателей; уголовники, без колебаний вламывающиеся в дома больных, чтобы ограбить и убить уже обреченных людей; врачи, отказывавшиеся лечить жертв БР. В этой стране люди познали всю меру добра и зла в других и в себе. В маленьких местечках отряды вооруженных добровольцев все чаще и чаще окружали те дома, где» поселилась зараза, а потом сжигали их дотла вместе с живыми и мертвыми обитателями. В тех районах, где все еще существовал закон, школы и оружейные склады Национальной гвардии были превращены в больницы, но врачи мало что могли сделать, помимо внутривенных вливаний в обезвоженный болезнью организм, и в основном просто ждали, кто умрет, а кто выкарабкается самостоятельно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112