Он не желал иметь ничего общего с ними со всеми.
И вместе с тем они были частью его. Нечто до конца непонятное, необъяснимое, а возможно, и выдуманное, сочиненное им самим. Глаза мертвого парня казались огромными и ослепительно белыми на его черном с темно-бордовым оттенком лице. Даже в смерти не обретя покоя, юноша, скорее, походил на персонаж из старого вульгарного комикса. Дешевый клоун, неожиданно столкнувшийся лицом к лицу с призраком.
Ничего общего, убеждал себя Мередит. Все это чушь.
Про себя он отметил, что вокруг было очень светло. В мягком, зимнем свете, залившем улицу, все предметы вырисовывались особенно четко. Дым от выстрелов улетучился, и над замерзшим городом почти не висело смога. Если отбросить груз предрассудков, нищие дома смотрелись почти живописно. Бедный район в красивом южном городе, дремлющий в солнечный день. Мередит не понимал, почему при таком ярком освещении он так плохо видит дорогу.
Мерри Мередит, рожденный для ясной и безмятежной жизни, красивый и на редкость умный, дрожащими руками совал пистолет обратно в кобуру. Он отвернулся от тела убитого им юноши и начал выкрикивать слова команд своим людям. В его голосе звучала блестящая уверенность актера, который твердыми шагами выходит на сцену, оставляя за кулисами жизнь, полную горя и неудач.
Далеко позади остался его родной город Энн Арбор, где Говард впервые в жизни столкнулся с предрассудками, когда его родители пришли в ужас от выбранной им профессии. Он всегда с теплотой и благодарностью думал о родителях и только жалел об одном: что так и не сумел найти время, чтобы серьезно поговорить с ними как взрослый человек со взрослыми людьми и объяснить, почему его жизненный путь должен был так сильно отличаться от их судьбы. Впрочем, он вряд ли сумел бы подобрать нужные слова. Слишком многое в его решении шло от чувств, от интуиции.
Эпидемия с удвоенной яростью набросилась на семьи университетских преподавателей, словно в отместку за то, что не нашла себе жертв в опустевшем студенческом городке. Похоже, болезнь Рансимана отличалась большим стремлением к знаниям, не делая различия между либералами и консерваторами, преподавателями математики или литературы английского средневековья. Его отец был историком, специализировавшимся в изучении истории Соединенных Штатов с точки зрения ее влияния на судьбы расовых меньшинств, а мать, социолог, искала объяснения проблем негритянского населения Америки - того самого населения, с которым она, несмотря на темный цвет кожи, не имела абсолютно ничего общего благодаря своему богатству, образованности, происхождению и образу жизни. Эпидемия унесла их обоих в одночасье, словно соблазнившись их ученостью, прежде чем вернувшийся из заирского ада сын смог обнять родителей в последний раз.
Он часто вспоминал их, и, как правило, перед ним вставали либо картины золотого, на удивление беспечного детства, либо яростные столкновения, когда родительское отчаяние, возмущение и любовь к сыну вступали в конфликт с его упорным желанием пойти в Уэст-Пойнт ‹Военная академия в США›.Слабая улыбка тронула уголки его губ при воспоминании об их упреках, порожденных заботой о нем же: что мы сделали не так? Где мы ошиблись? Как случилось, что мы настолько не сумели передать собственному сыну систему наших жизненных ценностей, что он захотел стать военным? Признайся Говард в гомосексуальных наклонностях или даже в пристрастии к наркотикам, и то они не ощущали бы так остро свою несостоятельность как родителей. Они дошли до того, что соглашались, чтобы он остался дома и поступил в Мичиганский университет. Он даже мог продолжать занятия футболом…
Что ж, он действительно играл в футбол, в той команде Уэст-Пойнта, которая впервые за многие десятилетия завоевала чемпионский титул. Так ребенок, некогда вынужденный прятать от родителей игрушечных солдатиков, как другие дети прячут не до конца им понятные порнографические открытки, стал офицером армии Соединенных Штатов Америки. Его родители все-таки приехали на выпускную церемонию, но мать все время отчаянно рыдала, а отец сохранял на лице стоическое выражение человека, чей сын только что женился на городской шлюхе.
А потом детство кончилось. За два дня до окончания отделения офицеров военной разведки он получил приказ прибыть для прохождения службы в Восемнадцатый воздушно-десантный корпус, размещенный в Форт-Брэгг. Ему надлежало отправляться туда немедленно, без положенного отпуска. Почти все его однокашники оказались там же: в ходе заирского кризиса армия отчаянно спешила доукомплектовать до штатного расписания хотя бы несколько основных частей. В Форт-Брэгг его срочно зачислили в штат, дали расписаться в получении полевого обмундирования и запихнули в транспортный самолет, вылетавший вдогонку за уже убывшей в Киншасу частью.
Говарда охватило чувство возбуждения, и только изредка где-то внутри шевелился легкий холодок страха. Он летел на войну. Скоро ему понадобятся все его знания. Перед ним открывались полные драматизма, хотя и несколько туманные, перспективы.
Но войны он не увидел. Вместо этого он застрял в грязном, охваченном болезнью пригороде Киншасы, где и просидел за пультом станции сбора разведданных, глядя на мерцание разноцветных дисплеев и так абсолютно ничего и не сделав, чтобы изменить ход кампании.
Но все же Говард многое понял. Он понял, насколько бесполезно все то, чему его учили на войне, и, главное, окончательно осознал себя американцем до мозга костей. Несмотря на все его упрямство, родители тем не менее сумели заронить в душу Мередита частичку веры в то, что африканское происхождение таинственным образом связывает его душу с землей предков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112