Может быть, в гостинице подают хорошую еду. Она почувствовала, как впервые после долгих недель растительного существования в ней вновь пробуждается интерес к жизни. Конечно же, там ее ждет чудесная пища, приготовленная специально для иностранцев. В ее сознании начали тесниться соблазнительные, хотя и не слишком отчетливые, видения.
- Ты права, - вдруг сказала Валя, - мне надо выйти на люди, вдохнуть свежего воздуха. Тогда я и спать стану лучше.
Таня вновь оживилась, и Валя поинтересовалась про себя, только ли из чувства давнишней привязанности упрашивала ее старая школьная подруга, или ей требовалась помощь при общении с богатыми иностранцами. А может, та выступала в качестве сводни? Впрочем, неважно.
- Они надолго в Москву? - поинтересовалась Валя, позволив одеялу соскользнуть с плеч. В глубине комнаты на экране телевизора мерцала карта далеких боев.
- Думаю, надолго, - ответила Таня. - Джим говорит, что сам точно не знает. Они здесь по делу. Какая-то торговая делегация, но ты не беспокойся. Они вовсе не такие скучные, какими ты представляешь себе американских бизнесменов. Они все друзья и постоянно рассказывают о том времени, когда вместе служили в армии.
Валентине вдруг показалось странным, почему так долго может находиться в Москве торговая делегация в то время, когда страна по уши увязла в войне. Но она быстро отбросила сомнения. Из тысяч статей, лекций и телепередач она вынесла стойкое убеждение, что американцы способны делать деньги на всем, даже на вспышках болезни и голода. К тому же Нарицкий наглядно продемонстрировал ей, насколько легко можно богатеть на войне. Возможно, именно из-за войны они здесь и торчат - торгуют орудиями смерти. Валя не стала забивать себе голову.
- Мне надо помыться и привести в порядок голову.
- Верно, - счастливым голосом подхватила Татьяна. - И смотри, мойся как следует. Они на это очень обращают внимание. - Она наморщила носик. - Пока ты собираешься, я маленько приберусь в твоей конюшне.
Валя поспешила в крошечную спальню и принялась копаться в груде сваленной кучей одежды. Что достаточно чисто, чтобы одеть? Ей надо тщательно продумать цветовую гамму - последнее время она очень бледна.
Из соседней комнаты донеслось звяканье посуды, потом - укоризненный Танин голос:
- Валя, какая ты нехорошая девочка.
Райдер сидел у стойки бара. Один. Пил прокисшее бутылочное пиво. Он не собирался задерживаться здесь надолго, в номере его ожидало много работы. И все же позади остался очень трудный день, произошло много такого, что трудно разложить по полочкам и забыть. «Машины не чувствуют боли». И целый мир открывающихся новых возможностей. Он уже как можно яснее объяснил все своему начальству, и они тоже пришли в волнение. Командир подразделения сказал, что такой шанс бывает раз в жизни. И все же Райдер боялся, что они не до конца все понимали. Он страстно желал, чтобы они моментально придумали план действий, чтобы они без колебаний использовали новый метод в ведении боевых операций.
Райдер усмехнулся про себя, покручивая в руке полупустой стакан. «Чтобы эта машина не страдала напрасно». Он старательно избегал освещать эту сторону вопроса, подчеркивая взамен волшебным образом проявившуюся уязвимость противника. И теперь уже им предстояло запустить все колеса, создать план, который пошлет людей реализовывать открывшиеся возможности. Он знал, что ему такая работа не по плечу. Но, с другой стороны, он не мог уже отрешиться от этого проекта. Он чувствовал, что его роль до конца еще не сыграна.
Он отхлебнул согревшегося пива. Никогда особенно он не любил выпить. «Как абсурдно, - подумал он. - Все это абсурдно». Но на самом деле у него в голове крутилось другое слово, которое он никак не мог заставить себя произнести, - «жутко».
Весь мир теперь пронизан этим словом. Гостиничный бар, построенный давным-давно, в отчаянном приступе надежды, с потугами на элегантность, на деле обернувшейся только мрачной запущенностью, бархатные сиденья, добела вытертые бесчисленными задницами, медные детали, выщербленные и потускневшие. Лишь зеркало казалось по-настоящему древним, посерев из-за годами окутывавшего его сигаретного дыма. Именно в зеркале, поверх частокола бутылок, он впервые перехватил пристальный взгляд той женщины, и теперь воспоминание о ее глазах, на миг дольше, чем следовало, задержавшихся на его лице, не давало ему встать и уйти.
Он совсем было собрался возвратиться к себе, несмотря на то что проходившие мимо офицеры не раз предлагали ему присоединиться к их столикам. Он был готов смириться с одиночеством, которое на самом деле вовсе не так уж и плохо, если заставить себя думать о нем логично. Готов вернуться в тесную, слишком жарко натопленную комнату, полную странных хлюпающих звуков, словно где-то рядом никак не мог откашляться старик. У него всегда было много работы, а работа оправдывает любые жертвы.
А ее взгляд остановил его. Слишком напряженный для такого тонкого лица. Он знал, что у нее карие глаза еще прежде, чем получше присмотрелся к ним в дымном полумраке бара. Она давно уже следила за его отражением в зеркале, и первая его мысль была - насколько чужда она здешней обстановке, зажатая в кабинке между двумя громогласными офицерами в плохо сидящих на них спортивных пиджаках. Наконец, широкий взмах чьей-то руки прервал протянувшуюся между ними через зеркало нить.
Похоже, ее спутником был пузатый подполковник, которого Райдер знал как профессионально беспомощного, политически подкованного и-счастливого, оттого что оказался в чужой стране с полным карманом денег и без жены, типа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112