Обратно пути нет. Да он и не хотел обратно, потому что, о Господи, как же он ненавидел своих родителей, по-настоящему ненавидел, они ведь хотели встать между ним и самым лучшим другом, который у него когда-либо был. Но никакие старания родителей не могли удержать Уоррена от единственного человека, который ему нравился, единственного, которому он доверял. На прошлой неделе, когда они пытались физически помешать ему покинуть дом и встретиться с другом в Бостоне, Уоррен схватил кочергу и устроил разгром. Просто взбесился. А сейчас убегает со своим другом. Они всегда будут вместе и ничего его родители с этим не поделают.
Он вытащил молоток из кармана и пошел по промерзшей земле к собачьей конуре под кленом. Приподнял конуру и отставил в сторону. Открылась кучка сухих листьев и оловянная ванночка, до половины наполненная водой, уже начавшей подмерзать. Лапчатым концом молотка он осторожно разгреб листья, под ними лежала черепаха, голова и лапы спрятаны в панцирь. Один конец длинной бечевки был привязал к дереву, другой уходил в отверстие, просверленное в панцире черепахи — чтобы не сбежала.
Подняв молоток над головой, Уоррен с силой обрушил его на панцирь, потом еще и еще, бил лапчатым концом молотка, пока черепаха не превратилась в какую-то изломанную массу. Закончив, Уоррен еще с минуту оставался на корточках, шумно дыша через открытый рот, думая о том, что теперь он отрезал себя от родителей и жизни в Хартфорде, разрушил все, что ему принадлежало, ничто уже не соединяет его с этим домом и живущими в нем людьми.
Он выронил окровавленный молоток, подхватил бумажный мешок и выбежал из двора, отставив ворота открытыми. Друг сказал ему ничего не приносить, ни одежду, ни деньги. Путешествие, предупредил он, будет долгим, и чем меньше ему придется нести, тем лучше. А обо всех его потребностях позаботятся.
В бумажном мешке, однако же, лежала та единственная вещь, которую Уоррен просто не мог оставить. Подарок друга, которого ненавидели его родители. Чугунная механическая копилка «Санта Клаус», всего шесть дюймов в высоту — эта игрушка никогда ему не надоедала. Копилка была в виде толстого Санты с новогодним мешком, одна рука поднята над камином, который и есть копилка. Опускаешь монету в руку Санты, смотришь, как рука опускается и монета летит в камин. Полезная вещь, сказала его мать, учит бережливости. Тогда она еще не знала, кто подарил копилку ее сыну. Потом она смотрела на копилку с брезгливостью, и Уоррену пришлось спрятать подарок — вдруг выкинет.
Никто не видел, как он уходит. Дом его родителей, на окраине Хартфорда, стоял одиноко в центре пустыря вблизи Нук Фарм, писательской общины девятнадцатого века — сюда любили ездить туристы, потому что в этом месте были когда-то дома и Марка Твена, и Гарриет Бичер Стоу. Уоррен бежал на восток по грунтовой дороге, к машине, стоявшей в сотне ярдов под липами. У машины, голубого «Понтиака» работал вхолостую двигатель, выхлопные газы бледной струей устремлялись в ночь. Когда Уоррен приблизился, открылась задняя дверца. Он вскочил на подножку и нырнул головой на заднее сиденье. Задыхаясь, он обеими руками захлопнул за собой дверцу.
Рядом сидел стройный красивый японец в серой шляпе и черном пальто, воротник оторочен соболем. Одна рука в перчатке из оленьей кожи держала слоновой кости мундштук с сигаретой, другая покоилась на рукоятке трости: голова обезьяны. Его маленькие темные глаза сразу охватили все подробности в облике Уоррена, ничего не упуская. Тут же японец проявил себя человеком, который, приняв решение, действует немедленно. Без единого слова он выхватил у мальчика бумажный мешок, опустил окно и вышвырнул мешок на дорогу.
Наклонившись к Уоррену, он поцеловал его и сказал:
— Уоррен-тян, научись повиноваться, ты должен делать в точности, как я велел. Выполняй мои инструкции до последней детали. Всегда. Ты понимаешь?
— Да, Гэннаи-сан, я понимаю.
Ясуда Гэннаи сказал что-то водителю по-японски, и «Понтиак» медленно поехал по грунтовой дороге к Фармингтон-авеню. На почти пустой улице он набрал скорость, миновал табачную ферму, фабрику стрелкового оружия, а один раз Уоррен увидел пару лис впереди машины, их глаза засветились изумрудным в лучах фар, потом лисы скрылись в темноте.
Минут через пятнадцать машина достигла центра пустынного Хартфорда и свернула по Асилум-стрит на Хартфорд-плаза, где мерцали тысячи фестивальных огней. Прекрасное зрелище. И знакомое. Уоррена даже оставила уверенность, что он хочет уехать, но мальчик взглянул на Ясуду, и ему стало лучше. Намного лучше. Машина проехала Хартфорд, свернула на дорогу № 91 и направилась к северу по берегу реки Коннектикут. Начался путь Уоррена Ганиса в Японию.
Ясуде Гэннаи было сорок с небольшим лет — сухощавый привлекательный мужчина с ироничной улыбкой. Сын богатого промышленника, он был членом дипломатического корпуса, приписанным к посольству в Вашингтоне. Отец Уоррена, издатель небольшой сети газет, познакомил его с Гэннаи, которого интервьюировал для серии статей об экспансии Японии в Азии.
Стивен Ганис, высокий мужчина с квадратной челюстью, всегда растрепанными волосами и прямыми грубоватыми манерами, жил в Китае с родителями миссионерами и сохранил любовь к этой стране. Он считал, что Япония преступно ведет себя по отношению к Китаю, а кроме того, что ей грозит столкновение с Америкой. Мнение это высказывалось в газетах Ганиса и письмах, посылавшихся в японское посольство. Наконец семью Ганиса пригласили в посольство на ленч, дабы у японцев была возможность рассеять то, что они считали заблуждениями, вредными для имиджа Японии в Америке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162