В такси Мичи сказала:
— Я люблю тебя. Манни. Я всегда тебя любила. Мое чувство никогда не угасало. Я... Это главное, а остальное можно сказать после.
Деккер даже представить себе не мог границы своего счастья. Никаких условий ее возвращения он не ставил и не думал ставить. Она даже не обязана была признаваться ему в любви. Главное, что она была рядом, что он мог дотронуться до нее рукой, не боясь, что ударит пустоту. Он ничего не требовал и не просил.
Очень быстро пришло осознание, что она действительно вернулась. Деккер даже удивился тому, как скоро оно пришло.
Он также не забыл сказать ей о том, что любит и все эти годы любил.
— В Сайгоне погибли моя мама и сестра, — сказала Мичи. — Но не отец. Он попал в руки северных вьетнамцев. Все эти годы я была далеко от тебя, потому что пыталась спасти его из плена. С самого начала было ясно, что это бесполезное занятие, но... У меня ведь не было выбора...
Деккер хорошо понимал ее.
Гири.
Семья Чихары был связана жесткими и требовательными японскими традициями кровности. Крепость им добавляло само консервативное японское общество. Род Чихары уходил корнями в первое тысячелетие нашей эры. Это был род самураев, которые служили императорам, сегунам, принцам и главам основных японских кланов. Постепенно сами самураи приобрели самостоятельность и выделились в отдельную элиту.
Представители рода Чихары издавна были привилегированными членами правящей военной касты Японии. Во время Второй Мировой войны отец Мичи Джордж Чихара стал «абсолютным» самураем, членом «Джинраи Бугаи» или «Войск Небесного Грома». Так называли солдат Токко-таи, японского спецназа. Костяк этого подразделения вооруженных сил составляли пилоты-камикадзе.
Из-за плохой погоды пришлось отменить смертельный полет Джорджа Чихары на небольшом реактивном самолете, нагруженном двумя тысячами восьмьюстами фунтами взрывчатки. Целью был американский транспортный эсминец, который крутился возле островов Окинавы.
Камикадзе многими в Японии рассматривались, как «самураи от неба». Деккер всегда опасался Чихары. Этот человек, хоть и был связан самурайскими традициями преданности и чести, пал жертвой страшного недуга, название которому — жадность.
* * *
Сайгон, 1974 год.
Тогда Деккер впервые увидел Джорджа Чихару и запомнил тот день до конца жизни. Сама внешность Чихары говорила о том, что это профессиональный убийца. Он был приземист, мускулист, а голова его по форме чем-то напоминала жабью. Он вызвал у американца отвращение и даже что-то вроде испуга.
Да, этот человек был рожден для убийства. И не для одного, а для многих.
Чихара не знал, что его дочь и ее знакомый американец наблюдают за ним из окна их виллы.
Японец отдал короткую команду. Через пару минут его слуги пинками и палками загнали несколько десятков изувеченных, голодных и оттого озверевших псов, собранных специально для забавы на улицах Сайгона, в огороженное место. Вокруг площадки-загона поднимался толстый деревянный забор высотой не менее шести футов.
Деккер и Мичи, прижавшаяся к его плечу, посмотрели вправо. Чихара, — у него было на редкость суровое, неулыбчивое лицо и тяжелый взгляд — неподвижно стоял на платформе, возвышавшейся над загоном. Он смотрел остекленевшими глазами на беснующихся и воющих за забором собак. В одной руке у японца был лук длиной в шесть футов с лишним. Колчан со стрелами был закреплен на его спине. На нем было кроваво-красное кимоно, отороченное золотом. На спине и рукавах красовался фамильный герб. На нем была также хачимаки — головная повязка, довольно широкая, с обозначением «Джинраи Бутаи» и красным кружком, символизировавшим восходящее солнце. Когда человек надевал хачимаки, это означало, что он готовится к серьезному физическому и психологическому испытанию, к бою.
Заложив руку за плечо, Чихара достал стрелу, приложил ее к луку и, согласно традиции японских лучников, сначала поднял лук высоко над головой и только потом направил его на цель. Тетива и оперенный наконечник стрелы были зажаты между указательным пальцем и согнутым большим, что позволяло произвести выстрел с наибольшей мягкостью.
Чихара пустил свою первую стрелу. Она попала одной дворняге грязно-коричневого цвета прямо в шею. Бедное животное, взвизгнув, высоко подлетело в воздух, а, упав, тут же было затоптано взбесившимися от страха и тревоги псами. Вторая стрела пробила навылет костистое и покрытое коростами тело другой собаки и воткнулась в горло третьей. Еще выстрел и маленькая собачка был пригвождена к деревянному забору загона. Теперь паника распространилась на всех животных. Инстинкт требовал одного — бежать от страшной смерти. Но забор был слишком высок. Собаки, как правило, не долетали до свободы всего несколько дюймов и падали обратно в пыль.
Чихара, — лучник, потомок древнейшего самурайского рода, — хладнокровно продолжал истребление.
Мичи отвернулась.
— Он занимается этим ежемесячно. Из века в век наши предки именно таким способом тренировали свою меткость. Тебе, американцу, это кажется... Я понимаю...
«Берегись этого сукина сына, — подумал потрясенный Деккер. — Не дай бог тебе с ним встретиться на узкой тропинке. Не дай только бог!..»
* * *
На протяжении сотен и сотен лет представителей семьи Чихара учили отдавать предпочтение гири перед ниньзо, то есть долгу перед человеческими чувствами, коллективным обязательствам перед личными желаниями. Гири олицетворяло собой долг, преданность, социальная ответственность. Под словом ниньзо подразумевали хаос, беспорядок, суетное беспокойство, трагедию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157