Зазвонил телефон. И в кабинете и в гостиной.
— Твоя мама подойдет. Я не могу пошевелиться. Волнуешься за своего старика-отца, а?
Она нагнулась и поцеловала его посеребренные сединой волосы.
— Ты самый лучший папка в мире!
— Спасибо. Ты очень щепетильна и требовательна. Похвала из твоих уст — большая честь.
В дверях кабинета показалась Юнити Спарроухоук.
— Это из Вашингтона. Господин Раттенкаттер.
— Скажи ему, что я возьму трубку через минуту.
— Хорошо, милый.
Она посмотрела на своего мужа и нежно ему улыбнулась. Ни замечания, ни тем более нотаций или вопросов. Слава Богу! Он улыбнулся ей в ответ. И послал воздушный поцелуй.
Валерия сказала:
— Увидимся за ужином. И больше не прикладывайся к бутылке, договорились?
— Договорились.
Когда она вышла из комнаты, Спарроухоук с трудом поднялся из кресла и на шатких ногах неуверенно подошел к столу. Главное было — добраться до стула. Ему это наконец удалось. Тяжело плюхнувшись на стул, он пододвинул к себе аппарат и снял трубку.
— Я взял, Юнити. Ты можешь положить, милая. — Затем: — Але, але, але! Господин Раттенкаттер, если не ошибаюсь? Чем же я обязан такой весьма сомнительной честью беседовать с вами?
— У тебя странный голос. Ты что, напился? Я звоню по поводу трех интересных трупов. Поля Молиза, Дориана Реймонда и Мишель Асамы.
— Слушай, если ты настолько смел, что звонишь мне прямо домой и отвлекаешь от жизни, то хотя бы не валяй дурака! Ее зовут не Мишель Асамы и тебе это прекрасно известно!
Раттенкаттер прокашлялся.
От Спарроухоука ничего не скроешь, что верно то верно.
Ныне Раттенкаттер возглавлял одну сыскную группу, которую наняла одна из ведущих вашингтонских юридических контор. Все эти годы он поддерживал постоянный контакт со Спарроухоуком. В основном, по телефону. Его это устраивало, он не возражал. Спарроухоук многого в жизни побаивался. Раттенкаттер мог понять подобное чувство.
— Я позвонил потому, что в связи с последними событиями, скажем так, поставил перед собой слишком много вопросов, на которые у меня нет ответа.
— Интересную ты жизнь ведешь. Задаешь вопросы самому себе? И сам же себе пытаешься ответить? Любопытно. Пока ты еще не различаешь чужие голоса, живущие у тебя в голове, советую обратиться к врачу.
— Мне плевать, можешь дурачиться, сколько тебе угодно. Дориан Реймонд. Поль Молиз. Теперь еще дочь Джорджа Чихары. Это тебе что-нибудь говорит?
— Если ты намекаешь на события шестилетней давности, на события, которые произошли той знойной ночью в той забытой богом стране, то я уже провел необходимые параллели, не надо меня принимать за последнего дурака. Кстати, кто нашептал тебе в ухо о трех трупах?
— Моя юридическая фирма представляет интересы некоторых крупнейших японских компаний, которые ведут дела в Штатах. Некоторые мои ребята в связи с этим работают в Токио. Я знаю все или почти все. Теперь вопрос: как, по-твоему, будут развиваться события?
Спарроухоук откинул голову и хрипло расхохотался.
— Если ты волнуешься за свою красивую задницу, то могу тебя на этот счет только успокоить. Никакого развития событий не будет. Дочь Чихары последняя. А она уже мертва. Похоже, она была единственным членом той семейки, которую мы прошляпили в ту судьбоносную ночь. Среди живущих в этом жестоком мире она уже не значится. А это следует понимать так: можешь вздохнуть с облегчением, только не захлебнись от полноты чувств воздухом.
Раттенкаттер вздохнул. Однако, спокойствие по-прежнему отсутствовало в его голосе.
— Будем надеяться, что все обстоит именно так, как ты изобразил. Мне достаточно тех хлопот, которые я имею, работая в этом очумевшем от власти и собственной значительности в городе, чтобы беспокоиться еще о том, что кто-то крадется по твоим следам от самого Сайгона. Боже, мне надо почаще дышать свежим воздухом.
— Могу это желание только приветствовать.
— У меня в Мериленде есть загородный дом. Почти круглый год пустует. Дурак я! Вот где жить-то надо человеку!
Спарроухоук дотянулся до ножа, которым вскрывают конверты.
Ему было до смерти скучно проводить время за разговором с этим недоноском. Раттенкаттер даже не знал, что представляла собой опасность, а уже поджал хвост. Действительно дурак! Попробовал бы он иметь дела с макаронниками!..
Спарроухоук сказал:
— Похоже, супруга зовет меня к ужину. Хорошо сделал, что позвонил.
— Слушай, у тебя есть мой телефон. Если услышишь что-нибудь, — что-нибудь, о чем мне следовало бы знать, — тут же позвони, о'кей?
— Буду всегда на связи. Чао.
Спарроухоук улыбнулся.
Вдруг до него донесся звон разбитого стекла с кухни... Это окно... Сторожевые псы, бегавшие вокруг дома, мгновенно залились зверским лаем. Шум подняли такой, что сразу стало ясно: на территорию вторгся нарушитель.
Спарроухоук мгновенно был на ногах. В руках у него блестел на солнце ствол «Магнума», выхваченного из левого ящика стола.
Вместе с холодной испариной пришло отрезвление.
— Пап, что это было?
Спарроухоук бросился бегом на кухню.
— Понятия не имею! Куда ты?
— В столовую. Я накрываю на стол. Мам?
Спарроухоук вылетел на порог кухни раньше своей дочери. То, что он там увидел, потрясло его настолько, что он тут же бессильно осел вниз по косяку и выронил из рук оружие.
— О, боже! О, боже! О, боже! — повторял он.
На полу, покрытом линолеумом серого оттенка, лежала истекающая кровью Юнити Спарроухоук. Ее глаза неподвижно были устремлены в потолок. Стрела с сине-белым оперением вошла сбоку в шею и вышла с противоположной стороны.
Валерия ринулась мимо отца на кухню, резко замерла на месте, схватилась руками за лицо и через несколько секунд уже, рыдая в голос, повалилась рядом со своей матерью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157