Хенна-гайджин. Это не тот предмет, о котором разговаривают за чаем с пшеничными лепешками в кругу семьи или откровенничают с его немногими школьными приятелями. Это должно остаться секретом между ним и его японскими друзьями, хотя и с ними на всякий случай нужно вести себя поосторожнее. Однажды он обвинил Канамори в том, что тот склонен к татемаэ, и тем самым посеял первое зерно вражды между ними. Японцы взаимодействуют с внешним миром одновременно двумя путями. Татемаэ — поверхностный подход. Используя его, ты ограничиваешься внешними проявлениями, взаимодействуешь формально. Хонне, наоборот — японская откровенность, подноготная, раскрываемая только в настоящей дружбе, после того, как знаешь другого не первый год.
Слово татемаэ просто слетело у де Джонга с языка Бог знает, как — он сказал, не подумав. Но оказалось, что он был прав в отношении своего друга. Канамори действительно скрывал свои настоящие мысли, ругая себя в силу своих жизненных убеждений. Но было стыдно выслушивать критику от человека с Запада, гайджина. И тем более в присутствии Омури и Иноки. Де Джонг из этого извлек урок: никогда не говори то, что первое пришло в голову. И знай, что наступят времена, когда Канамори и другие японцы возможно увидят в тебе чужака, а не хенна-гайджина.
* * *
Канамори, Омури и Иноки пригласили де Джонга поупражняться в дзюдо в подвале их дома. Дзюдо — это сочетание борьбы и гимнастики, когда соперники пытаются повалить один другого, предварительно выведя его из состояния равновесия. После падения оба продолжают борьбу на мате, пытаясь удержать противника в течение тридцати секунд. Тренировка включала также и ате-ваза? удары по жизненно важным центрам противника ладонями рук, пальцами, локтями, ступнями и коленями. Де Джонг был настолько увлечен дзюдо, что забросил все другие виды спорта.
Вместо матов они использовали старые матрацы и коврики. Канамори как обладатель ранга нидана, второго дана черного пояса, вел тренировки. Он, Омури и Иноки были одеты в костюмы для дзюдо: белые хлопчатобумажные куртки, штаны и опоясаны поясами. Де Джонг был одет в старый блейзер и вельветовые брюки. Позже барон Канамори прислал ему по почте костюм для дзюдо, а также ценную и редкую книгу Джигаро Кано, основателя дзюдо.
Если Канамори был самым техничным, то де Джонг был самым агрессивным, он атаковал своих противников неудержимо и с яростью, которой было трудно противостоять. Канамори прозвал его они, демоном. Когда не с кем было тренироваться, де Джонг тренировался один, не жалея времени, чтобы научиться падать.
В дзюдо, как говорил ему Канамори, ты должен суметь воспользоваться благоприятной возможностью. Ты должен избежать ошибок и уничтожить противника любой ценой. Пусть проиграет противник, а не ты. Сконцентрируйся и никогда не расслабляйся. Это путь будо, путь боевого искусства. Это гораздо больше, думал де Джонг. Это мудрость, заслуживающая того, чтобы бережно хранить ее всю жизнь.
* * *
До знакомства с Канамори де Джонг безразлично относился к тому, что цветных студентов подвергали остракизму в привилегированных клубах Оксфорда. Стоило ли об этом беспокоиться, если университетское всебелое и всемужское братство старательно избегало индейцев, африканцев и азиатов?
Де Джонг сам был членом двух хорошо известных клубов: «Гридайна», в который принимали только выпускников частных закрытых школ, и «Карлтона», где был даже свой стюард по винам. Почему он присоединился к тем, кого считал оболтусами и повесами? Потому что его отец в студенческие годы был членом различных клубов и хотел, чтобы его сын шел по его стопам. Поэтому Руперт де Джонг и оказался в компании молодых аристократов, чьи представления о безудержном веселье сводились к тому, чтобы перебить фаянсовую посуду в ресторане, перевернуть все вверх дном в своих комнатах и напиться до обалдения.
Тем не менее принадлежать к этим клубам было, вне всякого сомнения, престижно, и де Джонг не видел препятствий к тому, чтобы Канамори обратился туда с просьбой о приеме. Семья Канамори была казоку, дворянством, происходившим из придворной знати, феодальной аристократии и самураев. Эта семья была богата и имела некоторое политическое влияние. Сам Канамори был привлекателен, у него были хорошие манеры и он говорил на английском, французском и немецком. Он был музыкантом, обещающим драматургом и прекрасно знал творчество Шекспира и Шоу. Помимо всего прочего, он был другом де Джонга.
Но как ни старался де Джош, он не смог преодолеть расовые дискриминационные барьеры «Гридайна» и «Карлтона». Канамори было отказано, а де Джонгу посоветовали в будущем выбирать друзей более тщательно.
В ответ де Джонг послал в оба клуба письма с уведомлением о своем выходе из членов, мотивируя свое решение, тем, что он не собирается плясать под дудку кретинов, которые, желая поковырять в носу, попадают себе в глаз, а иногда и в оба глаза. Эта выходка увеличила число его врагов в несколько раз. Студенты теперь старались избегать его. Он стал как прокаженный с колокольчиком на шее, который звонит, заранее всех предупреждая о своем появлении.
Под дверь комнаты де Джонга подбросили неподписанное письмо, в котором обвиняли его в совершении сумасшедшего поступка и объясняли, что это может разрушить сложившуюся структуру университета. Более бурное выяснение отношений он провел с тремя игроками в регби. Они набросились на де Джонга и Канамори, когда те выходили из оксфордского ресторана, но были с легкостью повержены с помощью дзюдо. Де Джонг сломал одному из атакующих руку, и довольно серьезно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156