Куда она отправилась? Может быть, вот сейчас она мчится по шоссе и ветер раздувает ее волосы, подхватывает их, как волны музыки на Рестер-стрит? Ночь смыкается над ними в их хипповом автомобиле, а они мчатся... куда? Джимми хотел это знать, нет, он не хотел знать этого. Завтра он увидит ее в школе, если, конечно, их не распустят на один день в честь возвращения Дейва, и он ее спросит... нет, спрашивать не надо.Джимми взял сосиску и сел с ней на кромку тротуара напротив дома Дейва. Когда полсосиски было уже съедено, одна из жалюзи поднялась и он увидел в окне Дейва, глядевшего вниз, прямо на него. Джимми помахал ему половинкой сосиски — дескать, вот он я, но Дейв словно не узнал его, и со второго раза тоже. Он просто глядел вниз. Он глядел прямо на Джимми, и хотя выражения его глаз Джимми видеть не мог, он чувствовал пустоту и укоризненность его взгляда.Мать Джимми подошла и присела рядом с ним, и Дейв отошел от окна. Мать Джимми была маленькой хрупкой женщиной с тусклыми волосами. Для такой хрупкой женщины двигалась она так тяжело, словно на каждом плече тащила груду камней; она все время тихонько вздыхала, причем Джимми казалось, что она, наверное, сама не слышит собственных вздохов. Он видел фотографии, где она была снята до своей беременности им. Тогда она была гораздо толще и такая молоденькая, прямо девочка-подросток (если подсчитать, это именно так). Лицо тогда у нее было круглее, и не было этих морщин возле глаз и на лбу, улыбалась она так хорошо, широко улыбалась, только, может, чуть-чуть испуганно или опасливо — Джимми так до конца и не понял. Отец тысячу раз рассказывал ему, что он своим появлением на свет чуть не убил ее: у нее началось кровотечение, кровь все шла и шла, и доктора боялись, что она умрет. После этого, рассказывал отец, она вся высохла, и о других детях уже речи не было. Еще бы, кому охота такую муку да снова...Мать положила руку ему на колено и сказала:— Ну, как дела, Джи-Ай Джо?Мать вечно придумывала ему разные прозвища, с ходу придумывала. Джимми порой даже понять не мог их смысла.Он пожал плечами:— Сама знаешь.— Ты не поговорил с Дейвом.— Ты, мам, вцепилась в меня и не отпускала.Мать убрала руку с его колена и обхватила себя за плечи — темнело и становилось холодно.— Я имела в виду — потом. Пока он еще не ушел.— Я увижу его завтра в школе.Мать выудила из кармана пачку «Кента», закурила и тут же выпустила дым.— Не думаю, чтобы он завтра пошел в школу.Джимми прикончил свою сосиску.— Ну, не завтра, так через день-другой. Ведь так?Мать кивнула и опять выпустила дым. Придерживая себя за локоть, она курила и глядела на окна Дейва.— Как сегодня было в школе? — спросила она, но казалось, что ответ ей не очень нужен.Джимми пожал плечами:— Нормально.— Я видела эту вашу учительницу. Хорошенькая.Джимми промолчал.— Даже очень хорошенькая, — повторила мать, сопроводив эти слова серой лентой дыма.Джимми по-прежнему молчал. Он часто не знал, что сказать родителям. Мать вечно такая измученная, изможденная. Уставится на что-то, невидимое Джимми, курит одну сигарету за другой и никогда ничего не слышит с первого раза — Джимми приходится все ей повторять. Отец, тот обычно был злой и раздраженный, и даже когда он не злился и вроде бы был весел, Джимми знал, что в любую секунду он может опять превратиться в злобного алкоголика, способного дать затрещину Джимми за какое-нибудь слово, над которым только посмеялся бы полчаса назад. А еще он знал, что, как ни притворяйся, в нем самом тоже сидят и отец, и мать — материнская молчаливость и отцовские вспышки ярости.Когда Джимми переставал думать о том, как хорошо быть парнем мисс Пауэлл, он начинал прикидывать, каково быть ее сыном.Сейчас мать смотрела на него, держа сигарету возле уха, буравила пристальным взглядом маленьких глаз.— Чего ты? — спросил он со смущенной улыбкой.— У тебя чудная улыбка, Кассиус Клей.И она улыбнулась ему в ответ.— Да?— Правда, правда! Вырастешь — будешь настоящим сердцеедом.— Угу. Вот и пусть, — сказал Джимми, и оба рассмеялись.— Мог бы быть и поразговорчивее, — заметила мать.«Да ведь и ты могла бы», — хотелось сказать Джимми.— А впрочем, и так сойдет. Женщины любят молчаливых.Из-за плеча матери Джимми увидел отца, неверными шагами выходившего из дома в мятой одежде, с лицом, опухшим не то со сна, не то с перепоя, не то от того и другого вместе. На собравшихся он смотрел недоуменно, словно не понимая, откуда взялись эти люди и зачем они здесь.Мать проследила за взглядом Джимми, потом перевела глаза на него. Теперь она опять была измученная, улыбка исчезла с ее лица так бесповоротно, что казалось странным, что она вообще была способна улыбаться.— Эй, Джим...Он любил, когда она звала его «Джим». Это рождало между ними особую доверительность.— Да?— Я так рада, что ты не полез в ту машину, мальчик мой!Она поцеловала его в лоб, и Джимми увидел, как заблестели ее глаза, а потом она встала и, повернувшись к мужу спиной, отправилась туда, где были матери других мальчиков.Джимми поднял глаза и увидел в окне Дейва, опять глядевшего вниз прямо на него. Позади Дейва в комнате горел мягкий желтый свет. На этот раз Джимми даже и не сделал попытки помахать ему. Теперь, когда и полиция и репортеры разошлись, а праздник был в полном разгаре и, наверное, все уже позабыли, что именно они празднуют, Джимми остро почувствовал, каково там Дейву — в одиночестве, если не считать его полоумной матери, среди бурых стен, под тусклым огнем желтой лампы, в то время как внизу на улице все бурлило весельем.И он тоже порадовался, что не влез тогда в ту машину.Порченый. Вот слово, сказанное отцом Джимми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133