– Он такой высокий, худощавый, с усами и говорит, как южанин. Растягивает слова примерно так. – И она произнесла несколько слов, чтобы я лучше понял.Место около регистрационной стойки забито до отказа и отлетающими, и провожающими. Похожий по описанию человек стоял несколько в сторонке и озабоченно поглядывал на вход.– Извините, вы мистер Скотто? – подошел я и нему.– Видите ли, вообще так зовут мою супругу, – ответил он, растягивая слова точь-в-точь, как это делала Скотто. – Я имею в виду ее фамилию. Я Дженнингс. Что-то случилось?– Нет-нет, не волнуйтесь. Ничего особенного, просто ей нужно поговорить с вами.Марти понимающе кивнул, схватил свой ручной багаж и поспешил за мной на стоянку, где обозленные водители, которым Скотто загородила дорогу, вовсю жали на клаксоны. Какой-то полицейский, услышав этот гвалт, уже торопился к нам. Я плюхнулся на заднее сиденье, а Марти подошел к окошку с ее стороны.– Наконец-то, – вздохнула Скотто, проглатывая слоги. – Извини, что так все получилось. В последнюю минуту у нас произошла накладка.– Не надо ничего объяснять, Гэбби, – жалобно попросил Марти, но его голос утонул в реве авиационных моторов.– У меня просто нет выбора, дорогой. Не могу я лететь с тобой.– Здесь стоять нельзя, мэм! – рявкнул подоспевший полицейский. Он приостановил движение на соседней полосе и сделал Скотто повелительный знак рукой. – Двигай, да поживее! Освобождай проезд!Марти сердито зыркнул на полицейского и сел в кабину рядом со Скотто.– Я-то думал, что у тебя наконец дел больше никаких нет.– Дело с Вуди было последним, и вот теперь я завершаю его, – объясняла Скотто, покидая стоянку. – Не хочу врать тебе, Марти, хотя, сам знаешь, на этот счет я неплохая мастерица, но я сама напросилась на задание, угрожала даже отставкой, если меня не допустят.– Это достойно всяческого восхищения, но теперь уже ничего не поделаешь.– Перестань, мне надоели всякие нотации, понятно? Я просто обязана участвовать в операции – ради него и его семьи.– Он был твоим подчиненным партнером, но не мужем, – спокойно возразил Марти. – Я-то полагал, что, если ты сменишь работу, мы сможем лучше распоряжаться своей жизнью.– Я и так ею распоряжаюсь.– Вижу, как распоряжаешься, – с горечью заметил он, чувствуя, что уговоры бесполезны. – Ты ведь не можешь пересилить свою натуру, Гэбби.– Но я пытаюсь. Что ты хочешь от меня?– Ничего. Проводи меня, пожалуйста, на посадку.– На посадку? – произнесла Скотто таким тоном, который не оставлял сомнений, что столь долгие проводы ее не устраивают. – Да на это уйдет не меньше получаса, а может, и больше при такой-то толчее. Мы должны…– Хорошо, подавай к тротуару, черт бы все побрал. – Марти явно терял терпение. Потом глянул на меня и ехидно спросил: – А ваше супруга что поделывает на уик-энд?– Я… как бы это сказать… разведен. – Я даже съежился, застигнутый врасплох. – Вот она…– Полагает, – с сарказмом перебил он меня, думая, видимо, что я тоже из правоохранительных органов. – Может, вы думаете, что ей так уж хочется лететь в этот Хилтон-Хед?Не дожидаясь ответа, он вышел из машины, подхватил чемодан и захлопнул за собой дверь.С минуту-другую Скотто сидела, собираясь с мыслями, затем тронулась с места и влилась в, поток автомашин, уезжающих из аэропорта. Вскоре мы уже мчались на полной скорости по Лизбург-Пайк, держа курс на север. Изредка отворачивая глаза от слепящих фар встречных машин, Скотто ехала молча, в гнетущей тишине, всем своим видом давая понять, чтобы и я помалкивал. Прошел почти час, и когда мы быстро проскакивали извилистую дорогу, пролегающую через холмы, она не выдержала:– А он ведь прав. Ну никак не могу переломить свою натуру и быть другой.– Не только вы, Скотто, никто не может. Из-за этого мне пришлось развестись еще десять лет назад, не говоря уже о том, что недавно я потерял еще кое-кого, кто мне дорог.– Это кого же? Ту женщину, которую я встретила у вас дома в то памятное утро?– Да, Веру, – мрачно кивнул я. – Винить ее нельзя. Она заботливая, всегда готова помочь. Нужно, чтобы я первый сделал шаг к примирению. Я пытался, но влип в очередную неприятную историю, завертелся и…– И теперь выбраться не можете и неожиданно для себя не видите выхода, верно ведь?– Да, так оно и есть. Я начинаю думать, что люди не способны изменить свой характер. Если это так, у меня мрачное будущее.– Все наладится, Катков. Держите хвост трубой, и все будет в порядке.– Спасибо на добром слове, но меня больше волнуют мысли о России. Боюсь, нам не изжить прошлого наследия. Слишком долго мы позволяли всяким царям и диктаторам держать нас в страхе. И не знаем, что значит управлять своей судьбой. А сейчас, пожалуй, не только не знаем, но и не умеем – и не умеем многого.– Зря вы так принижаете возможности ваших соотечественников.– Да вы их просто не знаете. У нас даже присказка такая есть: «Не высовывайся. Высокую траву косят первой». Русские люди: рисковать не горазды. Их больше интересуют гарантии, нежели возможности. Я не намерен менять тему нашего разговора, но, признаться, очень расстроился: как-то неловко получилось с вашим мужем.Скотто лишь пожала плечами.– Я не могу пересилить себя, а он не может принимать меня такой, какая я есть. Оба мы не расположены уступать друг другу, не умеем считаться с желаниями друг друга. – Она замолкла на минутку, думая о чем-то своем, затем вздохнула и заметила: – Не знаю, почему вдруг разоткровенничалась с вами. Это же не ваша проблема.– Часто разговор с незнакомыми людьми облегчает душу. Вы уверены, что ваша мать не была русской?– Абсолютно уверена. – Она слегка улыбнулась. – А что? Почему такой вопрос?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129