Сходящиеся к носу глаза, отвислый нос и широкая улыбка придавали ему вид чем-то удивленного верблюда.– Ваш отец, наверное?Рабиноу отрицательно мотнул головой и улыбнулся.– Это мой учитель. Восемьдесят лет назад, когда он приехал сюда, его звали Мейер Сачовлянский.– А-а! – воскликнул я, вспомнив, – Мейер Лански, не он ли?Рабиноу просиял.– Он был великий человек, честный бизнесмен в бесчестном мире бизнеса и гений во многих ипостасях. Наши семьи приехали сюда из одного и того же городка.– Из Гродно, помнится, на польской границе. Глаза Рабиноу блеснули, в них зажглось любопытство.– Я ведь журналист, мистер Рабиноу, и занимаюсь журналистскими расследованиями.– Об этом мы поговорим попозже, – проворчал он, возвращая портрет на место. – А сейчас я хотел сказать, что Мейер знал все, что нужно было знать о бизнесе, и учил меня. Даже в ФБР считали, что он мог бы успешно заправлять всей корпорацией «Дженерал моторз».– А мне говорили, будто он и в самом деле ею заправлял.– Должен был заправлять, но предпочел другую стезю… – Рабиноу вернулся к столу, лицо его посуровело, и он добавил: – Евреем по рождению он не был.– Почему и сменил фамилию?– Его здорово оскорбили дважды, к вашему сведению, Катков. Мейер гордился тем, что принадлежал к евреям, как, впрочем, и я горжусь. В тридцатых годах он срывал нацистские сборища в Нью-Йорке, а после войны, когда Израиль сражался за свое существование, он не продавал оружие арабам. Но израильтяне все равно не признали его за своего и отказали ему в гражданстве – эта обида и доконала его.– Они не хотели иметь дело с людьми, которые играют не по правилам?– Не по правилам?! – негодующе воскликнул он. – Да вообразите только, где бы были израильтяне сегодня, если бы они играли по правилам! Он уговаривал меня не повторять его ошибку, но я не внял его предостережению.– А вас исключили из гильдии адвокатов до этого совета или после?Глаза Рабиноу вспыхнули от негодования.– Все это сплетни, все было не так. У Мейера получилась размолвка с некоторыми деловыми партнерами, итальянцами. Тогда в отместку, чтобы досадить ему, они бросили меня на растерзание акулам. – Он переводил взгляд с одной фотографии на другую. – Пришлось ради благополучия семьи изменить фамилию, но не привычки – я и сейчас играю по правилам.Сокрушался он прямо-таки мастерски, если бы не последние события, свидетелем которых я был.– Все это хорошо. А полмиллиарда долларов, вырученных от продажи наркотиков и найденных в подвалах одной из ваших фабрик?– Одной из моих фабрик?– Да, той, что в восточной части Балтимора.– А-а, Балтимор, кое-как застроенный город, прекрасная в этом отношении перспектива. Я приобрел там немало всякой недвижимости и не могу помнить все виды своей собственности.– Готов на что угодно спорить, что мистер Лански помнил бы.– Это уже третий пропущенный мяч, Катков. Вы знакомы с бейсболом?– Допустим, вы не помните всех названий своих компаний. Но то здание принадлежит корпорации ИТЗ. Теперь припоминаете?– Ну и зануда же вы, черт бы вас побрал.– Это необходимое качество моей профессии. Скажите, компания ИТЗ ваша или не ваша?– Разумеется, моя. Я создал ее для бизнеса в России. Можете не верить, дело ваше, но мои родители подвергались гонениям, как и Мейера и, по-моему, ваши. Они и уехали, чтобы дети обрели лучшую жизнь. Теперь у меня лучшая жизнь, но я по-прежнему заинтересован делать деньга, заинтересован даже больше, нежели прежде. Другими словами, я готов делать все, чтобы ваша и моя страна становились все более демократичными.– Выходит, мы единомышленники, мистер Рабинович?Он откинулся на спинку стула и с каким-то сожалением улыбнулся.– С одним только различием, Катков: ваши родители никуда не уезжали и вынесли все до конца. В вас заложены здоровые гены. Вы обладаете силой воли и нужным нахальством.– Кроме того, у меня нет выбора. Вначале вы не хотели спорить со мной. А как теперь?– Все еще колеблюсь. Страшно за вашу страну. Он замолк на минутку, собираясь с мыслями, и поправил себя: – За нашу страну. Вы отдаете отчет в том, какие чудовищные вещи там сейчас происходят? Маргарет Тэтчер понадобилось целых двенадцать лет, чтобы приватизировать всего пятнадцать процентов английской экономики. А Ельцин пытается сделать это одним махом. Без частных капиталовложений ему не обойтись, однако инвесторам трудно решиться на долгосрочные капиталовложения при существующей в стране всеобщей коррупции. Она не отпугнет Рабиновича, потому что ему коррупция привычна, как мать родная, но она уже достала других предпринимателей. Иностранные банки, которые годами сотрудничали с Советским Союзом, сворачивают свой бизнес в России и уносят оттуда ноги. Большинство из них теперь не дадут ни цента займов для закупки зерна в любой зарубежной стране.– К сожалению, все так и есть. Но какое это имеет отношение к моей персоне?– Имеет. Но не к вам лично, а к характеру вашей работы. Я сказал, если помните, что об этом мы поговорим попозже. В последнее время у вас прошло несколько довольно интересных материалов.– Насколько мне известно, мои статьи на английском языке еще не публиковались.– А вы знакомы с еженедельником «Нью-йоркер»? – спросил он и, заметив мою реакцию, поспешил добавить: – Нет-нет, там вашего ничего не было. Это довольно солидный и довольно толстый журнал, который читают целую неделю, когда делать нечего. Ну да ладно, дело не в этом. Как-то в нем я увидел карикатуру на писателя, которого загнала в угол группа читателей. Подпись, помнится, была такова: «Ваши книги нам понравились. Премного наслышаны про них». – И Рабиноу искренне засмеялся, карикатуру он счел явно удачной и острой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129