– Нет и еще раз нет, Катков. Москва была самой спокойной и безопасной столицей в мире. Все так боялись КГБ, что по струнке ходили, и вам это хорошо известно.– Ну, положим, не все так уж и ходили.– Согласен. Всегда найдутся несколько… диссидентов.Он сплюнул будто от возмущения и толкнул плечом массивную деревянную дверь.Я не бывал в этом доме уже больше двадцати пяти лет, но в нем вроде ничего не изменилось. Тот же скрип дверных петель, шипение парового отопления, тусклый свет люстр – все это до боли знакомо, и меня охватило волнение, пока я шел за Шевченко по вестибюлю к лифту. Старенький лифт медленно довез нас до третьего этажа. Шевченко подошел к нужной двери и нажал кнопку звонка. Мы увидели маленькую хрупкую женщину лет тридцати с небольшим, изящную и спокойную. Волосы у нее были аккуратно протесаны, шелковая блузка, модный костюм – сразу видно, женщина из привилегированной семьи.– Я – старший следователь Шевченко, – представился Валерий, показав удостоверение личности и свой жетон. – А это товарищ Катков, он журналист. Можно нам войти?– А зачем? Что-то случилось?– Владимир Воронцов – это ваш отец?Она кивнула, в глазах ее промелькнул испуг.– Боюсь, мы пришли с недобрыми вестями.Она едва заметно побледнела, пока вела нас в гостиную, обставленную элегантной европейской мебелью, с шелковыми портьерами на окнах, с персидскими коврами на полу. Гостиная была огромная – вся моя квартира без труда уместилась бы в ней – и очень походила на ту, в которой я играл, когда был совсем маленьким. Меня так взволновали воспоминания, что я забылся и застыл на секунду, а когда подошел к дальнему углу гостиной, Шевченко уже начал допрос.– Боже мой! – зарыдала женщина, когда Шевченко объяснил, в чем дело. – За что же, за что?– Надеюсь, вы поможете нам найти ответ на этот вопрос, гражданка…– Чуркина. Татьяна Чуркина, – ответила она, собравшись с духом. – Он опоздал. Я знала, что-то не так. Я так и знала.Шевченко сочувственно кивнул.– Так вы сказали, что он опоздал?Она скорбно покачала головой.– А возвращался он откуда?– Со встречи в одной квартире. Он снимал ее вместе с закадычными друзьями. Они там собирались, устраивали посиделки, вспоминая минувшие дни. Ну вы понимаете…– А где квартира?– В Химках-Ховрино, рядом с Дворцом спорта.– Далековато отсюда, – заметил Шевченко. – А были у вашего отца враги, как вы думаете?– Да нет, не было. Он был спокойный человек.– И не было прежней жены, знакомых женщин, брошенных любовниц?Заплаканные глаза ее негодующе сверкнули, и она, выпрямившись на стуле, резко отрубила:– Нет. Я что-то не пойму, к чему вы клоните.– Поверьте, я не хотел вас обидеть, но кто-то хладнокровно застрелил вашего отца. Чтобы вычислить убийцу, чрезвычайно важно докопаться до мотивов.– И все же отвечу, что он был верен матери. Она умерла год назад, и он до сих пор никак не придет в себя. Я не желаю, чтобы вы бросали тень на его доброе имя. – И, переведя взгляд на меня, добавила: – Или кто-либо еще.– Да мы вовсе не за этим сюда пришли, гражданка Чуркина, уверяю вас, – сказал Шевченко.Она понимающе кивнула, сжав губы.– Ну, а нет ли у вас на примете кого-нибудь, кто, возможно, хотел бы навредить ему? Кого-то, с кем он не ладил?– Нет. Его все любили.– А как насчет его сослуживцев? – При этих словах Шевченко покосился на меня и, достав спрятанную визитку, продолжал: – Вот здесь написано, что он работал в Министерстве внутренних дел.Брови у меня поползли вверх, а у Чуркиной, наоборот, опустились. Она печально кивнула.– Кем же он там работал?– Внешнеторговым представителем. Его постоянно посылали за границу в наши посольства, а в последнее время он работал здесь, в Москве, но не в здании министерства.– Приносил он когда-либо рабочие документы домой?– Иногда приносил. Все его дела в кабинете.Она встала и повела нас в кабинет, окна которого выходили на реку. Одну его стену от пола до потолка заняли книжные полки, другую – почетные грамоты и фотографии, свидетельствующие о долгом пребывании на важном государственном посту: на них Воронцов был сфотографирован с главами различных стран, генералами и государственными деятелями, с крупными бизнесменами; на большой групповой фотографии с Брежневым он стоял с краю, а на фотографиях с узким кругом людей – рядом с Горбачевым, Шеварднадзе, Борисом Ельциным и бывшим американским послом Страуссом.Не задерживаясь, Шевченко прямиком устремился к письменному столу, где лежали аккуратные стопки бумаг. Бегло взглянув на них, он взял портфель, стоящий рядом со столом, и вынул из него служебные документы.– Кто-то должен опознать труп, гражданка Чуркина. Вы можете сделать это сейчас или же завтра, приехав в наше управление. Полагаю, вы захотите и опознать личные вещи, найденные при нем.Видно было, как эта изысканно одетая женщина колебалась, даже дрожала, пока принимала решение.– Да, да. Думаю, лучше прийти завтра, – выдавила она наконец.– Если я вдруг понадоблюсь вам… – С этими словами Шевченко вручил ей прежнюю визитную карточку с уже непопулярной красной звездой. После чего, взяв с собой портфель, вышел из квартиры к лифту.Как только дверь за нами закрылась, он вынул из-под шинели плоскую бутылочку, отвинтил пробку и сделал порядочный глоток. Водка была без цвета, без запаха, но все равно я учуял ее, и мне страшно захотелось выпить. Шевченко заметил мой страждущий взгляд.– Да, вечерок выдался длинный, – заметил он, протягивая мне бутылочку.– Спасибо, не надо, – ответил я, хотя горло у меня не то что пересохло, а просто горело. – Но вот если бы вы меня подбросили…– Извините, но я еду к себе на Петровку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129