– Никогда не пей на троих, Николаша, – усмехнулся Сергей, разливая водку. – Потому как не узнаешь, кто тебя заложил, – повторил он известную шутку.– Но только не тот из двоих, кто приносит с собой «Столичную».– Разумеется. Он достает эту водку на черном рынке и тем самым нарушает закон. Стало быть, с милицией он не дружит. Значит, остается другой.– Совсем не обязательно… – Я еще ниже опустил занавеску на стеклянной стенке, отделяющей нас от общей комнаты. – Возможно, что тот, кто нарушает закон, уже на крючке у милиции и закладывает других.Сергей ухмыльнулся и согласно кивнул.– Ну, будь здоров, – сказал он, чокаясь со мной.Осушив стакан, он вытер губы ладонью и посмотрел на меня с любопытством: с чего это я тяну резину и не пью?И я шлепнул свой стакан тоже. Черт возьми, меня же никто сюда не тащил. Что я жду? Одобрения от Веры? Может быть. На встрече с московскими алкоголиками, бросающими пить, настаивала она. Где же она сейчас, когда я так в ней нуждаюсь?Я уже ехал домой, был в метро, как вдруг запищал мой бипер. Слава Богу, значит, она жива и не сидит на Лубянке, в Лефортово или в лагере ГУЛАГа. Поднимаясь по лестнице в свою квартиру, я уже на полпути уловил тонкий запах ее духов.– Вера! – крикнул я и стремительно ринулся к двери, которая оказалась незапертой.Как я и представлял себе накануне вечером, Вера свернулась калачиком на софе и читала. Ее светлые волосы мягко легли на одно плечо, нош были укутаны одеялом, но вместо книги она читала копию моего репортажа.– Что случилось? С тобой все в порядке?– Подонки хреновы! – с горечью воскликнула она, отложив страницы в сторону и протянув мне руки, чтобы обнять. Лицо ее порозовело от гнева.– О ком это ты?– О Шевченко и его подонках. Двое его болванов без стука вломились сюда и уволокли с собой.– Шевченко? Что это с ним?– Ему не понравилось, что я сообщаю тебе кое-что.– Тебя похитили? Да как он посмел! Мы же…– Забавного тут ничего нет.– А я и не шучу. Мы же с ним договорились. Он предоставляет мне эксклюзивное право, а я, так сказать, содействую его продвижению по службе.– Начальник следственного управления Шевченко, – по слогам, с чувством произнесла Вера. И, показав пальцем на страницы, лежащие на софе, добавила: – Если они не помогут, то и все другое пойдет коту под хвост.– Написано ведь неплохо, правда?– Здорово, черт возьми. – Она глубоко вздохнула и в недоумении пожала плечами. – Но я чего-то не понимаю.– Я полагаю, Шевченко убежден, что мне известен человек, в кого стреляли, и что я об этом напишу.– Ты всегда говорил, что у тебя есть обязанности, которые мне не по нраву. Теперь я убеждаюсь, что это действительно так.– Он что, устроил все, чтобы тебя выгнали с работы?– Нет. Но за два дня прогула мне не заплатят ни копейки.– А я метался, звонил тебе домой, в милицию. Звонил даже в этот чертов КГБ.– В директорат безопасности, – поправила она.– Да как бы эту контору ни называли, для меня она всегда КГБ.– И то, что меня арестовали, нигде не зафиксировано? Верно?– Верно.– Они запрятали меня в медвытрезвитель.Это тоже была «примета» времени. Чтобы показать, как расширилась сфера личных свобод, изменилась прежняя государственная политика в лечении психических заболеваний, у милиции Москвы отобрали медицинские вытрезвители. Они сразу же стали идеальным местом, куда можно упрятать граждан и нигде не записывать, что они фактически пребывают под стражей.– После бессонной ночи, когда у меня на глазах подонки общества выблевывали свои мозги, Шевченко битых два часа читал мне нотации по поводу того, что я не имею права раскрывать информацию посторонним лицам.– Как я рад, что ты ее раскрыла.Вера уже немного отошла и позволила себе удовлетворенно улыбнуться.– Тебя радует моя последняя информация, Николай?– Еще как. За ее счет смогу безбедно прожить целый год.– Ты уже успел продать ее?– Да еще с продолжениями.– Ну давай, давай, говори. Кому же?– «Правде».– Неужто «Правде»? Да быть того не может!– Не смейся. Там Серега теперь главный. Они обещали заплатить полмиллиона.– Полмиллиона? Фантастика какая-то.– Торговались упорно, – пояснил я, показав на газетную вырезку из «Нью-йорк таймс мэгэзин», приколотую к доске над столом.– Знаю я, знаю, – вскричала Вера, отбрасывая мою руку. – Указывать журналисту заранее, как писать очерк или репортаж, – бессмысленная затея. Писать по план-проспекту – тоже ничего нужного не напишешь. Научная книга – это не художественное творчество. Рассказывать людям о своей работе – это не писать книгу. Писать – значит писать. Так вроде говорил литературовед Докторов?– А ты все неплохо запомнила.– В творческом деле талдычить как попугай – толку мало.– Лучше скажи: «Коленька, давай займемся любовью», – шепнул я, прижимаясь к ее груди.– Может, и скажу.– Скажи еще: «Раздень меня, Колечка! Брр! Ну раздень». Можешь сказать?Вера засмущалась и крепко прильнула своими губами к моим. Но вдруг вывернулась из объятий, отпрянула и с укором посмотрела на меня. Черт возьми! Проклятая водка! Она-таки унюхала ее!– Ну выпил я «Столичной» у Сергея. Отказаться никак не мог.Глаза у нее сузились и сердито сверкнули, словно драгоценные камни.– Не мог же я отказаться и его обидеть. И выпил-то всего чуточку.– Да и чуточку для тебя много.– Не надо, Верунь. Сама видишь, ведь у меня ни в одном глазу.– Да что ты говоришь? – игриво возразила она, прижимаясь ко мне своими бедрами. – А тут уж позволь мне судить.И с этими словами она, запустив руки в мои волосы, заставила меня перевернуться и опрокинула навзничь на кровать, жадно ловя губами мои губы и сдергивая с меня одежду. Слава Богу, что Сергей отдал репортаж тому прыткому пареньку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129