Он вообще никого из них видеть уже не может, потому и торчит в своей Венгрии. А я и подавно не стану миловаться с Криворотым! Просто посчитал своим долгом предупредить, чтобы Пит не заблуждался в отношении Поликарпа, а доверять или не доверять моей информации – это его право.
Неожиданно хлынул дождь, превратив лобовое стекло в заплаканный экран.
Водная стихия обрушилась на мир единым стальным потоком, и казалось, что серебристые купола церкви вот-вот растворятся в нем. Заработали дворники, закрылись оконца. Выловленная из пачки сигарета так и осталась не зажженной в ее кулачке.
– Я, кажется, поняла. Ты хочешь их поссорить. Это неминуемо приведет к новой крови. – Она посмотрела на него так, что Балуев не выдержал и отвернулся.
– Ты подумал обо мне? Я окажусь на пороховой бочке.
– Не надо только драматизировать – внимательно наблюдая за работой дворников, произнес он. – У тебя надежный тыл.
– Тыл? – усмехнулась Кулибина. – Что ты имеешь в виду? Ах, да! Я и забыла, что у меня есть кое-какие заслуги перед Мишкольцем и его королевством!
И я могу потребовать награду! И стать директрисой нового магазина! И переехать в новую квартиру! И вообще начать новую жизнь! А ты спросил, хочу я этого или нет? – Геннадий Сергеевич опустил голову, пальцы с завидным упорством барабанили по колену. – Хочу я быть тебе по гроб обязанной? Кланяться в пояс Володечке? Делать вид, что все у меня – о'кей? Ты можешь, конечно, посмеяться надо мной. Ах, какая, мол, ты независимая! И всего-то в жизни добилась. Да, я никогда не скрывала, что вытащил меня из полунищенского существования Стар. Но никто… Слышишь, никто не смеет меня упрекнуть в том, что из-за этого я стала любовницей босса. Я любила Стара со школьной скамьи, и тому есть десяток свидетелей!..
– Зачем ты?.. – начал было он, но Светлана не дала ему говорить.
– Затем, чтоб ты знал, я не приму ни от кого подачки! Тем более от тебя, чтобы твоя разлюбезная Марина смущенно улыбалась при встрече со мной, давая понять, как многим я обязана ей. И в тот же вечер закатывала бы тебе истерики: пригрела на груди змею!
– Мне наплевать на Марину!
– А мне – нет!
– Заткнись! – крикнул вдруг он, сжав руки в кулаки, и затрясся всем телом. Ей показалось, что он сейчас ее ударит, но ничего подобного не произошло. Геннадий заговорил быстро, не давая Свете опомниться:
– Я не могу с ней больше жить! Я подам на развод, как только она вернется с юга, иначе перестану себя уважать. Так что можешь не бояться ее смущенной улыбки! И, ради Бога, не воображай себе, будто ты явилась причиной нашей размолвки. К этому давно все шло. А теперь мне пора!
Он сделал резкое движение с явным намерением броситься навстречу стихии и быть унесенным потопом навсегда.
– Куда ты? – решительно дернула Светлана за полу пиджака и усадила его на прежнее место. – Ну, вот. Покурила, кажется… – Она разжала кулак, ладонь была усыпана табаком раздавленной сигареты. – Куда ты в такой дождь?
– Пожалела?
Он не смотрел на нее, его по-прежнему больше интересовали дворники.
Светлана Васильевна открыла оконце, подставила под струи дождя ладонь и крикнула, видимо, оглушенная потоком:
– А дождь-то совсем теплый!
– Я не нуждаюсь в чьей-либо жалости, – пробурчал он.
Она сидела к нему спиной, не убирая из окна руку, завороженная ливнем.
– Ненавижу, когда меня жалеют, – продолжал он заунывным голосом, – это всегда оскорбительно. Ты ведь знаешь, я…
Она перебила его глупым, детским смешком.
– Фу, каким ты бываешь занудным!
Резко обернулась и плеснула ему в лицо полную ладошку дождевой воды.
Он бы окончательно почувствовал себя оскорбленным, если бы не ее задорный смех и пьяные искорки в теплых глазах.
– Ладно, – сделал успокоительный жест Геннадий и принялся быстро крутить оконную ручку.
– Не надо! У меня косметика! Ты с ума сошел! – визжала Светлана, но это ее не спасло.
Они плескались, как малые дети, и немного погодя их деловые, респектабельные костюмы превратились в мокрое тряпье. Последней жертвой ее размытого макияжа стала помада, которая расплылась вокруг губ после долгого и томительного поцелуя.
Дождь наконец умолк, а их голоса нет.
– Я ЛЮбЛЮ…
– Однако мы не торопились с этим.
– Вот и свершилось.
– Я безжалостная, правда?
– Ты на самом деле его любила?
– Это имеет значение?
– Я мучаюсь…
– Не мучайся и приходи сегодня ко мне на ужин. Познакомлю с мамой.
– Значит, мама – не миф?
– Разве я похожа на Гомера?
– Что-то греческое в тебе есть.
– Не смеши!..
Оболтус шофер едва признал в Геннадии своего шефа, когда тот вернулся в машину.
– А вы, Геннадий Сергеевич, не промах! Я, честно говоря, считал вас примерным семьянином. Чуть не разочаровался. Вы вон какой шустрило!
– Но-но, поменьше рассуждай – крути баранку! – приструнил его Балуев, поправляя галстук и застегивая пиджак.
– Куда прикажете? – подражая извозчикам былых времен, спросил тот.
Прежде всего шеф проверил часы – без пяти три. Самое время позвонить Мишкольцу. С Венгрией – разница в четыре часа, так что Владимир Евгеньевич пьет сейчас утренний кофе со своим кошерным бутербродом и рассказывает сынишке страшные истории про тамошних вампиров, а может, про здешних. И придется ему, его помощнику, нарушить эту идиллию.
– Давай на проспект Мира! – скомандовал Геннадий Сергеевич.
Пусть он спокойно доест свой бутерброд! А мы пока поищем этого бедолагу.
Утром он снова звонил Федору, хотя если бы тот отыскался, то уже позвонил бы сам. Место поиска ограничивалось тремя домами, но не так-то легко их обшарить: каждый подъезд закодирован, квартиры в основном принадлежат людям солидным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146