Этого времени недостаточно, чтобы кто-либо успел проникнуть в центр, но вы просили сообщать обо всех...
– Где дежурный?
Глинка сказал:
– Сейчас он работает в крыле, где хранятся сокровища Скифских курганов...
– Благодарю вас, – остановил его Росский. – Я сам займусь этим.
– Товарищ полковник, я могу подняться наверх и...
– Вы свободны, – отрезал полковник.
Глинка провел ладонью по коротко остриженным светлым волосам.
– Слушаюсь, – ответил он и, развернувшись, направился к себе.
Увы, о короткой прогулке наверх придется забыть. Но лучше немного потерпеть, чем вызвать недовольство полковника Росского. Полковник никому не дает спуска и сурово карает за малейшую провинность. Достаточно вспомнить беднягу Павла Одинцова, похитившего кое-какое оборудование из центра. Глинка доложил об этой краже Росскому только потому, что хотел обезопасить себя от гнева полковника. Он даже не мог представить себе, что разработчика компьютерного обеспечения постигнет такая страшная участь. Никто не сомневался, что аварию на мосту подстроил Росский.
Уныло вернувшись к себе, Глинка надел наушники и приготовился к однообразной скуке, которую, как он не сомневался, ему придется терпеть еще часов пять, а то и больше.
Единственным утешением было мечтать о том, как бы он расквитался с этим сукиным сыном Росским, если бы у него хватило мужества...

* * *

Надев свой старый, но безукоризненно отутюженный черный форменный китель с яркими красными петлицами и фуражку с поднятой тульей, невысокий, поджарый полковник Леонид Росский вышел из кабинета и направился к огнеупорной двери, ведущей на лестницу. Как и у любого сотрудника спецназа, войск специального назначения, нервы и характер полковника были словно высечены из гранита. И это проявлялось в резком, жестком выражении его лица. Черные брови круто ныряли к переносице, а тонкие губы, на концах загнутые вниз, сливались с глубокими, отчетливыми складками, отходившими от длинного, прямого носа. Росский носил густые усы, что для сотрудников его ведомства было очень непривычно. Однако походка его не оставляла никаких сомнений: быстрая и уверенная, она сразу же выдавала в нем ветерана спецназа. Казалось, лишь какая-то невидимая привязь удерживает полковника, не давая ему устремиться к цели, которую видит лишь он один.
Открыв дверь и плотно закрыв ее за собой, Росский набрал на клавиатуре кодовую комбинацию, запирая замок, затем нажал кнопку внутреннего переговорного устройства.
– Раиса, заприте входную дверь.
– Слушаюсь, товарищ полковник, – ответила она.
После чего полковник быстро прошел по погруженному в полумрак коридору, поднялся по лестнице и через другую дверь с кодовым замком попал в телевизионную студию. Обычно перед тем, как появиться здесь, Росский переодевался в штатское, однако сейчас на это не было времени.
Технический персонал устанавливал освещение, мониторы и телекамеры. На Росского никто не обратил внимания, и он, перешагивая через многочисленные кабели, обходя ящики с еще не распакованным оборудованием, прошел к застекленной режиссерской будке, за которой начиналась крутая, ярко освещенная лестница. Поднявшись наверх, Росский оказался в небольшой приемной. Раиса, вскочив при его появлении, вежливо кивнула. Она начала было что-то говорить, но Росский остановил ее, приложив палец к губам, и внимательно осмотрелся по сторонам.
Полковник сразу же увидел монетку, невинно лежащую на полу под столом секретарши, справа от двери. Два сотрудника, разбирающих оборудование, умолкли, вопросительно глядя на него. Росский знаком показал, чтобы они продолжали как ни в чем не бывало разговаривать. Техники снова стали обсуждать недавний футбольный матч, а полковник принялся изучать монету. Он ходил вокруг нее, словно удав, обвивающий добычу, не прикасаясь к ней, опасаясь даже дышать на нее. Возможно, сигнал тревоги, прозвучавший в наушниках у Глинки, явился следствием обычного броска напряжения, а монета представляет собой именно то, чем кажется со стороны. Однако двадцать лет службы в силах специального назначения приучили Росского ничего не принимать на веру.
Полковник отметил, что песо потертое, как будто уже много лет было в обращении. Казалось, выбитая дата чеканки – 1982 год – подтверждала состояние монеты. Росский изучил гурт, полустертую насечку, забившуюся в нее грязь. Монета выглядела подлинной. Однако провести полковника было нельзя. Выдернув на затылке длинный черный волосок, Росский медленно поднес его к монетке. Кончик волоска дернулся вниз, словно прут в руке лозохода. Прикоснувшись указательным пальцем к языку, полковник осторожно смочил поверхность песо слюной. Внимательно осмотрев свой палец, он увидел на нем следы пыли; там же, где палец прикоснулся к монете, он остался чистым.
И пыль, и волосок откликнулись на действие статического электричества. Это означает, что внутри монеты находится какой-то источник электромагнитного излучения. Гневно поджав губы, Росский встал и вернулся в оперативный центр. Передатчик, спрятанный в песо, является маломощным. Тот, кто ловит поступающие с него сигналы, должен находиться в радиусе нескольких сотен метров от музея. Видеокамеры наблюдения сообщат Росскому, кто это такой, и тогда шпионом можно будет заняться плотнее.

Глава 7

Воскресенье, 09.00, Вашингтон
Майк Роджерс жизнерадостно набрал на клавиатуре код, отпирая дверь первого этажа Опцентра. Поздоровавшись с вооруженными часовыми, сообщившими ему пароль на сегодняшний день, Роджерс быстро прошел по второму этажу, где теперь в бывших помещениях эвакуационного центра были устроены кабинеты высшего руководства центра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129