Чем нас больше, тем мы сильнее.
— Буду играть с головой Синди? Звучит заманчиво.
— Редко выпадает такой случай, — проговорил Майло. — Если бы я мог сделать это за тебя, я бы не отказался.
— Спасибо за все.
— Есть еще что-нибудь?
Из-за находки инсуджекта я совершенно забыл о визите к доктору Я нош.
— Много чего, — ответил я и сообщил Майло, как Хененгард опередил меня и забрал диски Дон Херберт. Затем я рассказал о звонках в институт Ферриса Диксона и профессору У. У. Зимбергу и о своих последних теориях насчет Херберт и Эшмора.
— Запутанная интрига. Алекс, может быть, частично это так. Но не позволяй себе отвлечься от Кэсси. Я все еще проверяю Хененгарда. Пока ничего нет. Но я продолжу. Где ты будешь, если что-то всплывет?
— После нашего разговора я сразу же позвоню Стефани. Если она у себя в кабинете, съезжу в больницу. Если ее нет, буду дома.
— Хорошо. Как насчет того, чтобы сегодня вечером встретиться и поделиться бедами? В восемь, о'кей?
— В восемь, отлично. Еще раз спасибо.
— Не благодари меня. Мы еще очень далеки от того чтобы чувствовать себя победителями.
29
Регистратор в отделении общей педиатрии сообщила:
— Доктор Ивз вышла. Я постараюсь ее найти.
Я подождал, глядя сквозь грязные стекла телефонной будки на движение транспорта и пыль. Вновь появились всадницы, они скакали по переулку и, видимо, направлялись с круга для прогулок. Стройные ноги в брюках для верховой езды сжимали блестящие бока лошадей. Все женщины улыбались.
Вероятно, ехали обратно в клуб выпить прохладительных напитков и поболтать. Я подумал, какие возможности в проведении свободного времени открывались перед Синди Джонс.
Лошади скрылись из виду, и в этот момент раздался голос оператора:
— Доктор Ивз не отвечает. Не хотите ли что-либо передать ей?
— Вы не знаете, когда она вернется?
— Она будет на совещании в пять часов. Вы можете попытаться поймать ее перед этим заседанием.
До пяти оставалось почти два часа. Я направился вдоль Топанги, думая о вреде, который можно причинить ребенку за это время. Я продолжал ехать на юг, пока не добрался до съезда с шоссе.
На улицах было много машин. Я втиснулся в этот нескончаемый хвост и с черепашьей скоростью направился на восток. Отвратительная дорога на Голливуд. Хотя ночью «скорая помощь» может промчаться как молния.
* * *
Было около четырех часов, когда я въехал на автостоянку для врачей, пристегнул пропуск к лацкану пиджака и направился в вестибюль, где попросил дежурную соединить меня со Стефани. Беспокойство, которое вспыхнуло во мне всего неделю назад, исчезло. Его место занял побуждающий к действию гнев.
Какая разница — и всего за семь дней...
Трубку не снимают. Я еще раз набрал номер — тот же оператор, тот же ответ, но в голосе дежурной слышалось едва заметное раздражение.
Я поднялся в общую педиатрию и прошел в приемное отделение, минуя пациентов, медсестер, врачей и не замечая их.
Дверь кабинета Стефани была закрыта. Я написал записку, где просил, чтобы она позвонила мне, и уже нагнулся, чтобы сунуть бумагу под дверь, когда хрипловатый женский голос окликнул меня:
— Могу ли я помочь вам?
Я выпрямился. На меня смотрела женщина намного старше шестидесяти. Такого белого халата мне никогда не приходилось видеть. Надетый поверх черного платья, застегнутый на все пуговицы. Очень загорелое, какое-то сжатое, покрытое морщинами лицо под шлемом прямых белых волос. Ее осанка заставила бы подтянуться и морского пехотинца.
Она увидела мой пропуск и сказала:
— О, извините, доктор.
Произношение, навевающее воспоминание о Марлен Дитрих и Лондоне. Небольшие зеленовато-голубые, быстрые, как молния, глаза. Золотая ручка приколота в нагрудном кармашке. На шее тонкая золотая цепочка, а на ней, как перламутровое яйцо, жемчужина в золотом гнездышке.
— Здравствуйте, доктор Колер, — проговорил я. — Я доктор Делавэр.
Мы обменялись рукопожатиями, и она прочитала мой пропуск. Смущение ей не шло.
— Раньше я состоял в штате сотрудников, — продолжал объяснять я. — С некоторыми пациентами мы работали вместе. Болезнь Крона. Адаптация при остомии.
— А, конечно. — Ее улыбка была теплой, что сделало ложь необидной. У нее всегда была такая улыбка, всегда, даже когда она разносила в пух и прах ошибочный диагноз, поставленный врачом, живущим при больнице. Очарование, заложенное с детства в высших кругах Праги, оборванное Гитлером, затем удобренное замужеством за знаменитым дирижером. Я помню, как она предложила использовать свои связи, чтобы добыть фонды для больницы. Как правление отказалось от ее предложений, посчитав такой метод добывания фондов «грубым».
— Ищете Стефани? — спросила Рита.
— Нужно переговорить с ней о пациенте.
Улыбка осталась, но взгляд заледенел.
— Как раз сама ее ищу. По расписанию она должна быть здесь. Но, думаю, будущая глава нашего отделения, скорее всего, чем-то занята.
Я притворился удивленным.
— О да, — подтвердила она. — Знающие люди говорят, что ее повышение по службе неизбежно. — Улыбка стала широкой и какой-то холодной. — Что ж, мои наилучшие пожелания ей... Хотя я надеюсь, что она научится предупреждать события. Один из ее пациентов, подросток, только что появился здесь без предварительной записи и закатывает скандал в приемной. И Стефани вышла, не отметившись.
— Это на нее не похоже, — сказал я.
— Правда? В последнее время подобное стало ее стилем. Может быть, она уже смотрит на себя как на поднявшуюся на ступеньку выше.
Мимо прошла медсестра. Рита окликнула ее:
— Хуанита?
— Да, доктор Колер.
— Вы видели Стефани?
— Мне кажется, она вышла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150