Странно.
Как они набирают членов?
Копируют «Менсу»... чей телефон в справочнике был – Вест-сайд, судя по цифрам; адрес не указан.
Автоответчик клуба сообщил мне время и место проведения очередного заседания и предложил оставить сообщение.
– Меня зовут Эл, я перебрался в Калифорнию с Восточного побережья. Хотел бы получить информацию о «Мете». Есть ли у них местное отделение? – надиктовал я и дал свой номер.
Теперь можно звонить Майло.
– Всего одна статья? – спросил он.
– Да.
– Вероятно, именно в «Мете» и состоял Понсико. Интересно, Шарави сможет разыскать что-нибудь через свой компьютер?
– Думаешь попросить его?
– Он звонил в семь утра, сказал, что проработал всю ночь, говорил с коллегами из других стран, связывался со своими в Израиле – везде полный ноль. По голосу было ясно, что это правда. Теперь, когда у нас есть имя, может, оно высветит хоть что-то. Рассчитываю встретиться с ним во второй половине дня, а обедать буду вместе с первой подружкой Понсико. Ученая дама Салли горит желанием побеседовать о Зине. Работает она на Шерман-Оукс, рядом с ожоговым центром. Мы сошлись на итальянском ресторанчике у перекрестка Вентура – Вудмэн. Как ты насчет пиццы?
– Прочитанное отбило у меня всякий аппетит. Но уж больно хорошая подбирается компания.
Глава 33
Салли Брэнч с чисто научным любопытством рассматривала извлеченное из створок раковины розовое тело моллюска.
Для своего возраста – тридцать один год – у нее был на редкость юный, задорный голос. Густые волнистые каштановые волосы, широкое, усыпанное веснушками простое лицо, карие глаза и ошеломляющая фигура, безукоризненные пропорции которой подчеркивало вязаное черное платье. На спинку стула небрежно брошен белый лабораторный халат.
– Общительным Малькольм никогда не был, но после знакомства с ней стал вообще затворником, – сообщила нам Салли.
– Когда вы виделись с ним в последний раз? – спросил Майло.
– За несколько дней до смерти, мы вместе обедали в нашем кафетерии. – Брэнч едва заметно порозовела. – Я увидела его за столиком и подсела. Малькольм выглядел погруженным в собственные мысли, но никак не подавленным.
– Мысли о чем?
– О работе, полагаю.
– Проблемы в исследованиях?
– Совсем наоборот. – Салли улыбнулась. – Ему же всегда все удавалось. Но каждый день подбрасывает новые загадки – такова специфика.
– То есть нужно быть ученым, чтобы понять это? – улыбнулся и Майло.
– Не мне судить. – Она отправила моллюска в рот.
– Значит, он никогда не делился с окружающими своими проблемами? – спросил я.
– Да, но мне-то было видно.
– Вы расстались по-дружески?
– А такое вообще бывает? – На этот раз ее улыбка вышла деланной. – Он перестал звонить, я хотела узнать почему, он ничего не объяснял, а потом я увидела их вместе. Я пережила это – все считала, что он опомнится и придет в себя. Послушайте, мне ясно, что в ваших глазах я сейчас всего лишь мучимая ревностью женщина, но поймите – самоубийство абсолютно не вяжется с его натурой, оно лишено всякой логики. Ведь Малькольм был на взлете, у него никогда не пропадал интерес к делу. К тому же он любил себя. Вот уж кто действительно любил себя, так это он.
– Высокая самооценка?
– Никакого высокомерия, просто он был умен и сознавал это. Частенько шутливо бросал, что покушается на Нобелевскую премию, но я знала: это были не пустые слова.
– Что конкретно являлось предметом его исследований?
– Проницаемость клеток. Перемещение ионов и химических соединений возрастающей сложности через мембрану без разрушения клетки. Уровень был скорее теоретическим, исследования велись на клетках мышей. Но практический потенциал эксперимента переоценить невозможно.
– Доставка в клетку лекарственных препаратов? – вставил я.
– Совершенно верно. Особенно тех, которые способствуют, так сказать, ремонту клеток. Малькольм изучал механизм действия препаратов, стимулирующих рост тканей у ожоговых больных. Он сравнивал это с игрой в детскую железную дорогу на клеточном уровне.
– Ремонт клеток – это реставрация поврежденных и дефектных хромосом?
– Да! Я подбросила Малькольму эту идею, но он ответил, что предпочитает медикаментозное лечение, что врожденные дефекты не залудишь, как прохудившуюся кастрюлю.
– Почему?
– Малькольм был, – Салли опустила голову в тарелку, – немного... консервативным. Детерминистом – он верил, что некоторые вещи должны оставаться сами по себе.
– Ожоги, значит, лечить можно, а наследственные болезни нет?
– Что-то в этом роде. Не хочу, чтобы вы решили, будто он был лишен чувства сострадания. Нет, Малькольм был добрым. Но люди исключительного ума тоже иногда имеют свой пунктик.
– Что же это за пунктик?
– Снобизм.
Майло положил в рот кусочек пропитанного чесночным соусом хлеба.
– Если он не совершал самоубийства, что в таком случае могло произойти, доктор Брэнч?
– Его убили. Детектив Коннор говорила о ране на лбу от падения, но разве не могло случиться так, что кто-то подошел к Малькольму сзади, ударил головой о стол и сделал затем инъекцию хлорида калия?
– Вы кого-нибудь подозреваете?
– Безусловно. Зину. Не могу только понять, зачем ей это.
– Она женщина крупная?
– Вовсе нет. Худенькая, как креветка. Но если подкрасться сзади... – Салли водила вилкой по тарелке. – Я подозреваю ее совсем не потому, что она отняла у меня Малькольма. Зина – маленькая злобная ведьма. Знаете, это очень подходит к ее облику. Пока она работала в лаборатории, то всюду расхаживала с довольно-таки странным чтивом: журнальчики с фотографиями, где изображены пронзенные острыми предметами тела, очерки о серийных убийствах, напичканные жестокостями комиксы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136