Я закрыл глаза, но красный цвет не уходил. Снова раздался крик. Затем — смех. Я слышал, как мужчины захлопали в ладоши. А потом взорвалась колючая проволока.
Глава 17
— Я думал, ты погиб, — сказал Рашид.
— Нет. — Я пошел дальше.
— Расскажи, что случилось?
— Нет.
Мальчишки, игравшие на улице в футбол, остановились и посмотрели на меня, когда я проходил мимо.
— Отчитайся, — приказал Рашид.
— Нет, нет!
Я не видел своего отражения в стекле «лендкрузера», но ясно представлял себе, как выгляжу. Я спал в лесу целый день и ночь, закопавшись в листву, и листья застряли у меня в бороде и волосах. Мое лицо стало черным от копоти и пыли. Ладони, руки и плечи стали бурыми от крови, одежда затвердела. У меня остались только одна мысль и желание — поскорее вымыться. Рашид сопровождал меня, но больше не пытался заговорить и, когда мы вошли в дом, где ночевал наш отряд, приказал всем моджахедам выйти.
Я бросил рюкзак в угол комнаты. Снял ботинки, одежда упала на пол. Садовый шланг служил нам душем. Тонкая ледяная струйка падала мне на затылок и стекала по лицу. Я старательно тер лицо, но мне казалось, что я никак не могу очиститься. Я мыл руки, тер каждый палец, каждую складку между костяшками, но чернота под ногтями не исчезала.
— Курт, нам нужно поговорить. — Рашид стоял в дверях.
— Нет. — С большим трудом я заставил себя произнести еще несколько слов. — Думаю, с тем лагерем покончено.
— Мы нашли несколько человек оттуда. Они уверены, что лагерь атаковал целый отряд. Много четников уничтожено.
— Что они тебе сказали?
— Что два дня назад там произошел бой, и им удалось бежать.
— Они рассказывали тебе про женщин?
— Каких еще женщин?
Я вытерся тряпкой, глубоко вздохнул, пытаясь избавиться от дурных мыслей, и мне показалось, что у меня это получилось, но стоило мне вернуться в комнату и почувствовать запах моей одежды, запах бензина и смерти, как к горлу подступила тошнота.
Днем я молился. Затем стал обдумывать свои поступки. Я знал, что мог поступить иначе. Гораздо лучше. Я жаждал действия, в то время как должен был только думать. Зато теперь я думал слишком много. Я должен был снова отделить свою работу отличной жизни, как научился этому, будучи рейнджером. Ты делаешь все, что необходимо, старательно выполняешь свою работу, а потом возвращаешься к обычной жизни. Но разве у меня была жизнь помимо этой работы? Я пытался успокоиться, примириться с самим собой. Днем я помолился еще раз. Ночью повторил ритуал. Рашид принес еду. Но я не стал есть, и мы не говорили до следующей утренней молитвы.
— Что случилось на ферме? — спросил он.
Я рассказал ему о мужчинах, которых пытали, о бомбе в мотке колючей проволоки и о женщине, которую я убил.
— Ты сделал все, что должен был сделать.
— Я не смог спасти ее.
— Ее уже никто не мог спасти.
Я не поверил ему. Долгое время он молчал.
— Это не единственная война, — сказал он. — И в конечном счете ни одну из войн нельзя выиграть на земле.
Я ничего не ответил. Я почти не слушал его.
— Ты думаешь, что ничего нельзя изменить. Но это не так.
— Мы берем на себя слишком много, Рашид. Слишком много. Пусть этим занимается Бог, оставь меня в покое.
— Ты устал. Но это поможет тебе стать сильнее.
Я ждал, пока он скажет нечто важное, что поможет мне в дальнейшем.
— Ты становишься сильнее, — повторил он. — И с Божьей помощью мы остановим эту несправедливость.
Я слушал.
— Ты должен увидеть истину, Курт. Мы боремся с тьмой за свет. Все очень просто.
— Пощади меня, Рашид.
— О чем ты?
— Я хочу поверить, Рашид. И я верю. Но когда я слушаю тебя, моя вера слабеет. Мне надоели эти глупые разговоры. Оставь меня в покое. Я хочу остаться наедине со своим Богом.
Я ожидал, что Рашид разозлится. Я даже приготовился к драке. Но он смотрел на меня с полным равнодушием, то ли скрывая свои чувства, то ли размышляя над ответом.
— Твой Бог — всего лишь судья. Мой, которого я нашел в книге, нечто большее.
— Чего ты хочешь, Курт? Вернуться домой?
Я молчал.
— Но у тебя нет дома, Курт.
— Ах ты сукин сын!
Правой рукой я потянулся к тому месту, где оставил свой «хеклер-кох», но Рашид опередил меня. Он уже держал в руке пистолет и целился в меня. Когда мы немного успокоились, он положил оружие на место.
— Послушай, Курт. Послушай меня. Что такое дом? Это место, которое дает тебе покой. Но как ты собираешься обрести его в этом мире? Ты столько всего видел, столько знаешь, что не сможешь жить спокойно, когда другие люди страдают, а ты понимаешь, что многое способен изменить.
— Заткнись, Рашид.
— Послушай меня, Курт. Ты можешь нести слово Божье. Можешь передавать его послания неверующим. Способен преподать его уроки в Америке. И возможно, тогда ты обретешь мир.
— Забудь об этом, Рашид. Я не проповедник.
— Не только проповеди несут слово Божье. — Он хотел, чтобы я проникся его идеей. — Америка должна понять, что каждый народ имеет право на свободу выбора. А вместо этого она вмешивается в дела, которые ее совершенно не касаются. Помогает лицемерам, которые притесняют нас. Она борется против справедливости. Против свободы. Против нас. И ради чего?
— Не говори мне об Америке, Рашид. Ты никогда там не был.
— Разве нужно жить в Америке, чтобы понять это? Достаточно почувствовать, как она дышит тебе в спину, услышать, как она воспевает грехи, попробовать это искусственное мясо.
— Что? Рашид, перестань. Я видел здесь настоящее зло. И ты его видел. А теперь ты называешь воплощением зла Мадонну и гамбургеры?
— Невежество — страшное зло, Курт. В Америке ты не чувствуешь того, что должен чувствовать. Ты в центре урагана, который создаешь своими же руками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95