Сначала вытащим из моей байдарки все, что можно. Если хотите выбраться отсюда побыстрее – шевелитесь.
Минут десять у нас ушло, чтобы переместить кое-какие вещи из одной лодки в другую.
– Льюис, возьми к себе все, что можешь, – попросил я. – Если мне с Дрю предстоит нырять в эти ебаные пороги первыми, я хочу сидеть в лодке, которой хоть немного смогу управлять. И мне совсем не хочется, если мы все-таки перевернемся, чтобы на меня падали всякие там палатки и матрасы.
– Я понимаю, – сказал Льюис. – Мы заберем все, что сможем.
– Я хочу оставить только лук. Я его заберу к себе.
– А вот этого как раз бы я тебе не советовал, – сказал Льюис. – Если ты боишься палаток, то подумай, как приятно тебе будет, когда эти наконечники пырнут в тебя пару раз – если ты вдруг окажешься в воде рядом с ними.
– Нет, я все-таки их возьму к себе в лодку. И очень жаль, что мы не забрали с собой то ружье. На кой черт мы оставили ему ружье?
– Ружье там, где ему положено быть, – сказал Льюис.
– Мы могли бы избавиться от него позже.
– Нет, это было бы слишком рискованно. С каждой милей, которую мы проплыли бы с этим ружьем, увеличивалась бы опасность того, что нас могут поймать. И тогда нам крышка, дружище. Отвертеться не удалось бы.
Дрю забрался на нос алюминиевой байдарки. Мы были готовы отплыть. Я был рад, что теперь со мной в байдарке будет Дрю – с ним у меня все должно получаться нормально. Он уселся, опустив весла к самой воде и качая головой. Ни я, ни он не проронили ни слова. Наконец я сказал ему, что пора отталкиваться.
Было около четырех часов дня. И мысль о том, что придется еще одну ночь провести в лесу, приводила меня в ужас. Пока мы тащили тело, везли его, закапывали, я об этом не думал. Но теперь меня начала терзать мысль о еще одной ночевке, о том, что может произойти ночью; она вошла в меня как гвоздь под ударом молотка. Но при этом во мне возникло и совсем иное ощущение: вокруг меня яркими пятнами шевелились листья, таинственными вспышками света поблескивала река, все источало чистейшую энергию. Мне никогда раньше не приходилось находиться в столь нервном, возбужденном состоянии, но меня вдруг охватило уверенное спокойствие – постоянная внутренняя дрожь, настороженность, расплывающаяся по всему моему телу, собрались вместе и создали некое равновесие, благодаря которому мои руки обрели уверенность в движениях. Я греб длинными, уверенными гребками; а по некоторым изменениям на поверхности воды я уже хорошо предугадывал наличие подводных камней.
* * *
Почти целый час мы плыли безо всяких происшествий. Льюис не отставал, толкая вперед глубоко осевшую в воде байдарку; мне даже было странно подумать, какие усилия он на это затрачивал. Он любил все брать на себя, и поскольку действительно мог это делать, то делал больше, чем все остальные. И я был рад тому, что в критический момент его система выживания не отказала, а продолжала работать по-прежнему или даже еще лучше.
Но еще больше я был рад тому, что лодка у нас с Дрю была легкой и хорошо управляемой. Хотя пороги нам еще не повстречались, течение, судя по всему, стало быстрее. У меня возникло странное, но явное ощущение того, что мы двигаемся по длинному, изгибающемуся уклону. Это ощущение все усиливалось, и наконец я осознал, что оно возникает от меняющегося облика обоих берегов. Поначалу берега поднимались не очень значительно – при этом левый берег был выше, чем правый, – а потом их неровные верхние края резко полезли вверх, все выше и выше. Шум реки изменился, и теперь в нем слышался глубокий размеренный гул; это новое звучание усиливалось по мере того, как берега становились все выше и круче. Деревья исчезали; оставались лишь редкие кусты, все остальное заполнил камень. Стены берегов поднимались, в основном, не отвесно, но все-таки очень круто. И я понял, что если мы перевернемся, нам придется очень туго. Боже, лишь бы нам не повстречались пороги, пока мы плывем сквозь это ущелье! А если уж повстречаются, то пускай они будут не очень опасными!
Мы гребли без передышки, так, будто хотели оттолкнуться от воды и взлететь. Дрю сидел, наклонившись вперед; казалось, он старательно изучает что-то, разложенное перед ним на рабочем столе; при каждом гребке старая военная рубашка, которая была на нем, плотно прилегала к его плечам, так и не успев полностью расправиться после предыдущего гребка.
Я оглянулся. Вторая байдарка отставала теперь от нас метров на тридцать. Мне показалось, что Льюис что-то кричит нам – может быть, чтобы мы притормозили. Но в гулком шуме реки, зажатой высокими скалами берегов, голос прозвучал очень неубедительно, едва слышно. А может быть, мне вообще померещилось.
Берега по обеим сторонам реки вздымались в высоту метров на пятьдесят. Эхо, отражавшееся с обеих сторон, казалось, несло нас вперед не в меньшей степени, чем течение; оно стало частью нашего движения, будто подсказывая направление, в котором мы должны двигаться, чтобы проплыть сквозь ущелье.
Я снова оглянулся. Льюис и Бобби немного приблизились к нам. Пожалуй, даже слишком близко для безопасного прохождения порогов. Но ничего с этим поделать я уже не мог. Как будет, так и будет.
Проходя каждый поворот реки, я, прежде чем нос лодки разворачивался и Дрю оказывался прямо передо мной, высматривал, не появятся ли впереди белые буруны; убедившись, что порогов еще не видно, я быстро осматривал скалы, пробегая взглядом как можно Дальше, надеясь увидеть, что они начнут понижаться. Но ни порогов, 1П! снижения скал я не замечал; известняковые берега продолжали оставаться высокими, серыми, поросшими высоким кустарником, покрытыми трещинами и каменными струпьями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94