XXII
Петрониус стоял перед домом мастера и смотрел на ступеньки, ведущие к двери. После того, что произошло в трактире, они казались ему непреодолимыми.
Похоже, Петрониус действительно притягивает к себе несчастья, как мед пчел. Прав был Майнхард, но он уже мертв. Только в присутствии Петрониуса происходят такие странные события.
На чьей совести смерть Майнхарда, Петрониус знал. Но Питер? Кому понадобилось убивать ученика художника? Причастен ли к этому мастер Босх? Что думать? Можно ли поговорить о случившемся с другими подмастерьями? Или среди них скрывается предатель, доносящий кому-то обо всем, что происходит в доме?
Все смешалось в голове у Петрониуса. Надо заснуть, закрыть глаза и ни о чем не думать.
Подмастерье сделал два шага вверх по ступенькам и нажал на ручку. Дверь была не заперта, что очень удивило художника. Все наверняка уже отдыхают. Обычно ученики спали на втором этаже в маленьких комнатках. Роскошь, дарованная мастером.
Усталость, боль и подавленность как рукой сняло. Петрониус насторожился. Что означает открытая дверь? Может, в дом проник вор? Или виновата просто чья-то забывчивость?
Подмастерье с величайшей осторожностью отворил дверь и проскользнул в дом. Затем остановился и прислушался. Юношу встретила кромешная тьма и звенящая тишина. Петрониус уже подумал, что напрасно беспокоился, но тут какой-то неясный шорох заставил его вновь насторожиться. Из дальней мастерской доносились приглушенные голоса. Звуки эти были похожи на щебетание влюбленной парочки. Может, один из подмастерьев Босха оставил свою натурщицу на ночь?
Петрониус медленно двинулся вперед. Казалось, прошла целая вечность, пока он добрался до мастерской. Однако там никого не было, хотя голоса звучали теперь ближе, чем раньше. Только бледный лунный свет из сада проникал в помещение.
Юноша растерялся. Парочка беззаботно продолжала беседовать. Петрониус вплотную подошел к стене, отделявшей мастерскую от улицы, и приложил ухо к деревянной переборке. Теперь он отчетливо различал голоса.
— Я могу дать вам алфавит. Я проговорю каждую букву. Но писать должны вы. Вы ведь insignis pictor, а не я.
— Для этого нужно совсем иное существо. Чудовище, ангел или Бог. Я же просто человек!
— Не скромничайте! У вас богатые идеи и необычные чувства. Мысль ввести в вашу картину воздушную перспективу была гениальной. Никто и никогда еще так не писал. Зритель будто находится перед раскрытой книгой: стоит заглянуть в нее, и ты увидишь весь мир и все поймешь. Он читатель, и его заставляют читать. А идея рождена вашей кистью, мастер Босх.
— Так я вижу эти картины в полете, меестер Филипп. Будто я улетаю за пределы этого мира. Ночи пожирают меня. Посмотрите, я стал похож на скелет. Перед полетом я никогда не знаю, вернусь ли назад в этот мир.
Петрониус не дышал, а еще он не понимал, как за стеной, где нет ничего, кроме пожарного люка, могут беседовать два человека. Хотя голоса звучали необычно, Петрониус узнал их: мастера Босха и Якоба ван Алмагина, которого Босх называл по имени, данном при крещении. И все же подмастерье был готов поклясться, что разговаривают мужчина и женщина. Петрониус мог лишь предполагать, о чем они беседовали. О каких полетах говорил мастер? Связаны ли события прошлой ночи с этим разговором?
Петрониус прижался к стене. Там что-то шелестело, трещало дерево, его скребли, что-то брали и ставили на место.
— Нарисуйте мне ваши видения и лица, сделайте наброски фигур и сцен, которые наблюдали там, а я соединю все в единое целое. У нас получится, но надо торопиться. Доминиканцы затягивают узел. Предатели есть и среди нас. Круг истинно верующих редеет.
При слове «предатели» Петрониус замер. Может быть, Питер был одним из них и поэтому его убили.
— Если я сам не буду понимать, что рисую, не потеряет ли картина своего значения?
— Ни одна книга с классическими идеями не может быть незначительной. А наш триптих должен стать именно такой книгой, справочником! Возьмите Источник жизни. Разве зритель не увидит, что углубление в основании Источника — это центр рая? Разве не различит там глаз со зрачком, в котором сидит птица — сова, символ мудрости и разума? Разве это не означает, что душа человека отражается в его глазах? Значит, если душа хочет узнать себя, она должна заглянуть в себя — а куда смотреть, если не в глаза? Простые послания, воплощенные в простые картинки.
— Но сова — двоякий символ, — возразил Босх.
У Петрониуса пересохло в горле. За стеной Якоб ван Алмагин тихо рассмеялся:
— А вам недостаточно, что мне открылся истинный смысл?
— Если послание обращено к братству, то братья и сестры должны суметь прочесть то, что там написано.
— Они поймут. Тему человеческой любви понять легко. Средняя часть триптиха предоставит достаточное количество примеров. Ангельская любовь, любовь без телесного слияния. Исключение составляет слияние с Богом, и эта любовь должна быть возрождена. Вы нарисуете ее. Мы покажем им, что здесь скрыта подлинная история происхождения мира. Картина станет исходной точкой медитации. Достаточно тематизировать только середину картины.
Петрониусу мучительно хотелось кашлять. Ему нужно было что-то выпить или по крайней мере прокашляться. Но он не желал ничего пропустить и не мог отлучиться.
— Разве не говорил Ян Рейсбрек, что гибель чувств и есть рождение истины? Так и нужно рассматривать эту картину, мастер Босх. «Если человек не в состоянии понять суть, пусть безмолвствует. Сущее само поймет его». Если позволите прокомментировать это изречение, то оно означает только одно: я опустошаю себя во время медитации, если я предамся лицезрению Источника жизни, из уведенного само собой вырастет вожделенное богатство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99