Он почувствовал, что силы покинули его. Он вспомнил голос, который услышал по телефону, и то единственное слово и понял, что уже ни в чем не уверен. Он взялся за это дело, вообразив, что ему есть на что надеяться. Из-за его идиотского упрямства и наручных часов убит хороший человек. Он изо всех сил старался не расплакаться.— Что вы теперь собираетесь делать? — спросила она.— Поеду домой, — устало ответил Кэт. — Боюсь, я уже получил все сполна.И, взглянув на нее, добавил:— Вы были очень добры ко мне. Могу ли я как-нибудь отблагодарить вас?— Да, вы можете пригласить меня сегодня на ужин и рассказать вашу историю от начала до конца.Она замолчала и продолжила:— Я знаю, кто вы такой, мистер Кэтледж. Я поняла это по надписи на ваших часах. Сейчас я много об этом читаю. Вы очень изменились по сравнению с фотографиями, которые я видела.Кэт кивнул.— Конечно, я накормлю вас ужином. Но должен я вам намного больше.— Тогда через час? В баре с бассейном?— Отлично. Я приму душ, соберусь в дорогу и позвоню домой.Она ушла, а Кэт позвонил вниз и спросил, какими рейсами можно долететь до Майами.— Послезавтра, сеньор, есть самолет из Картахены, а еще существует ежедневный рейс из Боготы. Завтра в десять утра есть транзитный рейс из Санта-Марты.— Пожалуйста, помогите мне попасть на рейс из Санта-Марты! И не могли бы вы попытаться устроить меня на транзитный рейс из Майами в Атланту, штат Джорджия?Он оставит «Сессну»; может быть, потом удастся как-нибудь ее вернуть.— Конечно, сеньор.— И я бы хотел позвонить в Атланту.Он дал номер телефона Бена.— Это международный разговор, и, наверное, его смогут дать не раньше, чем через час.— Отлично. Я буду либо в баре с бассейном, либо в обеденном зале.Он повесил трубку и пошел в душ. * * * На этот раз она надела белое шелковое облегающее платье и выглядела даже красивее, чем обычно, а белки ее глаз буквально светились на фоне загорелой кожи.— Давайте сразу пойдем в обеденный зал, — предложил он, беря ее за руку. — Я вдруг вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего ланча, когда все это произошло.Он повел ее к столу и почувствовал, что ему приятно прикосновение ее прохладной кожи.После того, как они заказали обед и напитки, она отпила глоток мартини и поставила бокал на стол.— Прежде чем вы начнете свой рассказ, я должна вам кое в чем признаться, — сказала она.— Я весь внимание.— Я тележурналист — на вольных хлебах. Я продаю отснятые мной материалы американским телестудиям. Мое полное имя — Мария Евгения Гарсиа-Гревилль, но в своей работе я пользуюсь именем Мэг Гревилль.Кэта вдруг осенило.— Ну, конечно, я видел одну из ваших работ — кажется, в шоу «Сегодня», не так ли? Что-то о партизанах Центральной Америки?— Правильно, это был мой материал.— Но вы, насколько я понимаю, никогда не появляетесь в кадре?— Нет. В начале семидесятых я работала на местной телестудии в Лос-Анджелесе и уговорила их послать меня во Вьетнам вместе с телеоператором и звукооператором. Не для того, чтобы снимать войну, а чтобы собрать какой-нибудь человеческий материал — поговорить в госпиталях с ребятами из Лос-Анджелеса, например... «Привет, мамочка»... что-то в этом роде. Не успели мы приехать, как Сайгон принялись бомбить. Мы прятались за стеной и попали под минометный огонь. Двое моих помощников были убиты, а меня лишь слегка поцарапало. Мне удалось спасти кое-что из нашего оборудования, и я сняла фильм сама, по ходу сочиняя к нему текст. Я находилась там, пока не кончилась атака, и, когда я вернулась в Лос-Анджелес, мой фильм сначала показали по местному телевидению, а потом и по общенациональному. Мне присудили за него премию «Пибоди».— С тех пор, — продолжала она, — я работала только в этой манере. Субъективный взгляд, голос за кадром — моя своеобразная торговая марка. А сейчас техника стала миниатюрнее, весит намного меньше, так что таскать ее легче, чем раньше.— Вы говорите, что вы на вольных хлебах? И не работаете ни на какой студии?— Нет, предпочитаю независимость. За мои материалы хорошо платят, и я могу снимать то, что меня интересует. В основном я делаю репортажи из Южной и Центральной Америки и из Филиппин. Впервые я приехала сюда, чтобы сделать материал об одной индейской семье, у которой есть маленький кокаиновый заводик на Амазонке, и работают они там вчетвером — глава семьи, его жена и двое сыновей. Я встречалась тут с разными людьми, завела кое-какие связи и влюбилась в эту страну. Около Картахены я купила небольшой кусок земли и построила домик на берегу моря. У меня есть квартира в Нью-Йорке, но, когда устаю, я приезжаю в свой домик. Я слышала о бандах хулиганов в Санта-Марте и уже целую неделю снимаю о них фильм. Думаю, в шоу «Сегодня» с удовольствием возьмут этот материал. У меня уже все готово; я снимала свой последний кусок, когда вдруг вчера наткнулась на вас на улице.— Похоже, вы интересно живете.Она кивнула.— Да, это так, — согласилась она и на секунду задумалась. — Я люблю быть на переднем плане. Кстати, сейчас я просто хотела вам сказать, что я — репортер.— И вы были бы не прочь сделать материал о том, чем я тут занимаюсь?Она отрицательно покачала головой.— Нет. Я не собиралась ничего записывать и не буду заниматься этой историей. В любом случае вы возвращаетесь домой, не так ли? Нет, во мне говорит простое любопытство, поскольку уж я оказалась втянута в гущу событий. Но я все-таки репортер и хочу вас предупредить, что когда-нибудь я могу использовать вашу историю в каком-нибудь своем материале.— Что ж, честное признание. Я пропущу эпизод с яхтой, поскольку вы уже читали репортажи об этом.— Я читала только то, что написал «Тайм».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99