"Что теперь?" вздыхает бедная Мемер. "Джеки притащил меня сюда из самого дома моей дочери во Флориде без планов, без денег."
"Здесь вокруг куча славных квартир по пятьдесят долларов в месяц," говорю я, "а кроме этого Бен может нам показать где снять комнату на сегодня." Куря и улыбаясь и таща большую часть наших сумок старый добрый Бен ведет нас к гостинице в пяти кварталах отсюда на углу Университета и Шэттак где мы снимаем два номера и ложимся спать. То есть, пока Мемер спит я иду обратно в домик с Беном поворошить старые времена. Для нас то было странное спокойное время между эрой наших дней Безумцев Дзэна в 1955 году когда мы читали свои новые стихи большим аудиториям в Сан-Франциско (хоть я никогда и не читал, был только как бы ведущим с кувшином вина) и наступающей эрой газеты и критиков писавших о ней и называвших ее "Поэтическим Ренессансом Бит-Поколения Сан-Франциско" -- И вот Бен сидел скрестив ноги вздыхая и говорил: "Ох здесь ничего особенного не происходит. Наверное скоро уже поеду обратно в Орегон." Бен такой большой розовый чувак в очках и с большими спокойными голубыми глазами как у Лунного Профессора или у Монахини в самом деле. (Или как у Пэта О'Брайена только он чуть не убил меня когда я спросил не ирландец ли он когда мы впервые познакомились.) Ничего уже не удивляет его даже мой странный приезд посреди ночи с мамой; луна будет сиять на воду все равно и куры будут нести больше яиц и никто не узнает происхождения безграничных кур без яйца. "Чему ты улыбался когда я увидел тебя в окне?" Он заходит в крохотную кухоньку и заваривает чайник чаю. "Я не хочу нарушать твоего отшельничества."
"Я вероятно улыбался потому что в страницах запуталась бабочка. Когда я высвободил ее, и черная кошка и белый кот оба начали за нею гоняться."
"А цветок стал гоняться за котами?"
"Нет, приехал Джек Дулуоз с вытянутой рожей о чем-то беспокоясь, в 2 часа ночи даже свечи с собою не неся."
"Тебе понравится моя мама, она настоящая Бодхисаттва."
"Мне она уже нравится. Мне нравится как она мирится с тобой, с тобой и с твоими сумасшедшими трехтысячемильными идеями."
"Она обо всем позаботится..."
Смешная штука с Беном, в первый вечер когда я и Ирвин познакомились с ним он проплакал всю ночь уткнувшись в пол, мы ничем не могли его утешить. Закончилось все тем что он никогда больше с тех пор не плакал. Он только что спустился с горы где провел все лето (Гора Закваска) как я позже, и написал целую книгу новых стихов которых терпеть не мог, и кричал: "Поэзия это одна сплошная наколка. Кому нужны все эти умственные разграничения в мире который уже мертв, уже поехал на другой берег? Ничего просто больше не остается." Но теперь он чувствовал себя лучше, с этой улыбкой, говоря: "Уже не имеет значения, мне приснилось что я Татхагата двенадцати футов длиной с золотыми пальцами на ногах и что мне все уже безразлично." Вот он сидит по-турецки, слегка склоняясь влево, мягко летя сквозь ночь с улыбкой Горы Малайя. Он возникает голубым туманом в хижинах поэтов в пяти тысячах миль отсюда. Он странный мистик живущий один улыбаясь над книгами, мама моя на следующее утро в гостинице говорит "Что за парень этот Бенни? Жены нет, семьи нет, делать нечего? У него есть работа?"
"Он на полставки проверяет яйца в университетской лаборатории на горке. Зарабатывает как раз себе на фасоль и вино. Он Буддист."
"Ты со своими Будлистами! Почему вы не держитесь своей собственной религии?" Но мы выходим в девять утра и немедленно чудесным образом находим прекрасную квартиру, первый этаж с цветником во дворе, и платим аренду за месяц вперед и притаскиваем свои чемоданы. Беркли-Уэй 1943 прямо рядышком со всеми магазинами а из окна моей спальни на самом деле виден Мост Золотые Ворота над водами за коньками крыш в десяти милях отсюда. Там даже есть камин. Когда Бен приходит с работы домой я захожу за ним в его домик и мы идем покупаем целую курицу на жареху, кварту виски, сыра с хлебом и все прибамбасы, и в тот же вечер у огня пока мы все напиваемся на новой квартире я жарю курицу на сковородке из рюкзака прямо на поленьях и у нас пир горой. Бен уже купил мне подарок, пестик приминать табак мне в трубке, и мы сидим покуривая у огня с Мемер.
Но слишком много виски и нас всех развозит и мы отключаемся. В квартире уже есть две кровати и посреди ночи я просыпаюсь и слышу как Мемер стонет от выпитого и почему-то понимаю что наш новый дом уже отныне проклят.
75
А кроме этого Мемер уже говорит что горы Беркли сверзятся на нас при землетрясении -- К тому же она терпеть не может утреннего тумана -- Когда она ходит в прекрасные супермаркеты вниз по улице у нее все равно не хватает денег купить того чего ей на самом деле хочется -- Я выскакиваю и покупаю радио за двенадцать долларов и все газеты чтоб она не скучала но ей не нравится -- Она говорит "Калифорния зловещая. Я хочу тратить свои чеки соцстраха во Флориде". (Мы живем на мои 100 долларов в месяц и на ее 84 доллара в месяц.) Я начинаю видеть что она никогда не сможет жить нигде кроме как поблизости от моей сестры, которая ее великий кореш, или возле Нью-Йорка, который некогда был ее великой мечтой. Я Мемер тоже нравился но я с нею не болтаю по-бабьи, все время в основном трачу на чтение и писание. Старый добрый Бен иногда заходит нас как-то развеселить хоть на нее он лишь нагоняет тоску. ("Он как старый Дедушка! Где ты нашел таких людей? Он просто старый добрый Дедушка он не молодой человек!") Со своим запасом марокканских тонизирующих пилюль я пишу и пищу при свече у себя в комнате, неистовства старого ангела-полночи, делать больше нечего, или гуляю по улицам в густой листве подмечая разницу между желтыми фонарями и белой луной и возвращаясь домой и рисуя хозяйственной краской на дешевой бумаге, тем временем пья дешевое вино.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15