") (прошлой ночью когда ты спал?) (имеет он в виду), я захожу, стоит октябрь, они в школе, я выхожу и покупаю мороженого, пива, консервированных персиков, стейков и молока и набиваю ледник а когда они возвращаются домой в конце дня и во дворе маленькие пацаны уже начали орать в своих Осенних Вечерних Забавах, я просидел за этим кухонным столом весь день потягивая вино и почитывая газеты, Саймон со своим костистым крючковатым носом и сумасшедше поблескивающими зелеными глазами и в очках глядит на меня и гнусавит сквозь свои вечно-насморочные ноздри "Джек! Ты! Когда ты сюда добрался, хнф?" чихая (ужасна мука его чиха, я и сейчас его слышу как он вообще дышать умудряется) -- "Только сегодня -- смотри, в леднике полно жратвы -- Не против если я тут задержусь на несколько дней?" -- "Куча места" -- Лазарь у него за спиной, в новом костюме и весь причесанный чтоб делать милашек из младших классов, он лишь кивает и улыбается и после этого мы закатываем большую пирушку и Лазарь наконец говорит "Где ты спал вчера ночью?" а я говорю "В депо в Беркли" поэтому он спрашивает "Тебе что-нибудь снилось?" -- И я рассказываю ему длинный сон. А в полночь когда мы с Саймоном вышли пройтись по всей Третьей Улице попить вина и поболтать о девчонках и перекинуться парой слов с черномазыми шлюхами из Камео-Отеля через дорогу и сходить на Норт-Бич поискать Коди и всю шарагу, Лазарь совсем один на кухне жарит себе три стейка перекусить среди ночи, он большой симпатичный чокнутый пацан, один из множества братьев Дарловских, большинство их в шизарне, по той или иной причине, а Саймон стопом проехал до самого Нью-Йорка чтобы спасти Лаза и привез его обратно чтоб тот жил с ним, на пособие, двое русских братьев, в большом городе, в пустоте, протеже Ирвина, Саймон писатель-кафкианец -- Лазарь мистик глазеющий на картинки с чудовищами в диковинных журнальчиках, целыми часами, шарахается по всему городу как зомби, а котда ему было 15 он утверждал что будет весить 300 фунтов не пройдет и года а еще дал себе зарок заработать к Новому Году миллион долларов -- на эту вот чокнутую хату частенько заходит Коди в своей обтрепанной синей спецовке тормозного кондуктора и садится за кухонный стол потом выскакивает наружу и прыгает к себе в машину вопя "Времени мало!" и мчится на Норт-Бич искать всю кодлу или на работу ловить свой поезд, а девчонки повсюду на улицах и в наших барах и вся сцена Фриско это одно безумное кино -- Я вижу себя выходящим на эту сцену, идущим по экрану, оглядываюсь, с опустошением все кончено -- Белые мачты кораблей у подножий улиц.
Вижу себя бродящим по оптовым рынкам -- вниз мимо пустующего дома профсоюзов торгового флота где я так настойчиво пытался получить себе судно, много лет -- Вот я иду, жуя плитку Мистера Гудбара -
Прохожу мимо универсального магазина Гампи и заглядываю в отдел художественных рам где Психея, всегда одетая в джинсы и свитер у которого воротник хомутом и беленький воротничок выложен из-под низу наверх, работает, чьи брючки я бы просто стащил а хомут и воротничок и все остальное просто оставил все для себя и все так слишком сладко для меня -- Я стою на улице и долго смотрю внутрь на нее -- Украдкой проскакиваю несколько раз наш бар (Место) и заглядываю вовнутрь -
18
Просыпаюсь и я на Пике Опустошения и ели неподвижны посреди голубого утра -- Две бабочки соответствуют, мирам гор как своему заднику -- Мои часы оттикивают медленный день -- Пока я спал и путешествовал в снах всю ночь, горы ничуть не сдвинулись с места и сомневаюсь что им что-нибудь снилось -
Выхожу принести ведро снега чтоб высыпать его себе в старую жестяную ванну которая напоминает моего деда в Нэшуа и обнаруживаю что лопата моя исчезла из сугроба на утесе, заглядываю вниз и вычисляю что сползать туда и карабкаться потом наверх будет очень долго а увидеть ее не могу -- Потом вижу, прямо в грязи у подножья сугроба, на карнизе, спускаюсь очень осторожно, поскальзываясь в грязи, смеху ради выворачиваю из земли здоровый валун и пинаю его вниз, он с гулом летит и разбивается на скале и раскалывается надвое и громыхает 1500 футов дальше вниз дотуда где я вижу как последний его обломок катится по длинным снежным языкам и успокаивается у валунов со стуком долетающим ко мне лишь 2 секунды спустя -- Тишина, прекрасная горловина не подает никаких признаков животной жизни, только ели да горный вереск да скалы, снег рядом со мной ослепляет бело под солнцем, я выпускаю вниз на небесное нейтральное озеро скорбный взгляд, маленькие розовые или почти коричневые облачка дрожат в его зеркале, я смотрю вверх и высоко в небе краснокоричневые шпили могущественного Хозомина -- Достаю лопату и остороино поднимаюсь по грязи, скользя -- набиваю ведро чистым снегом, прикрываю запас морковки и капусты в новой глубокой снежной дыре, и иду обратно, вываливая ком в жестяную ванну и плеща водой через края на свой пыльный пол -- Затем беру старое ведро и как японская старуха спускаюсь по прекрасным вересковым луговинам и собираю хворост на растопку. По всему миру стоит субботний день.
19
"Если б я сейчас очутился во Фриско," размышляю я сидя в своем кресле на закате дневных одиночеств, "Я бы купил здоровенную кварту портвейна Христианские Братья или какой-нибудь другой превосходной особой марки и поднялся бы к себе в чайнатаунский номер и опустошил бы половину содержимого в пустую пинту, засунул бы ее в карман, и отчалил бы, по улочкам Чайнатауна наблюдая за детишками, маленькими китайскими детишками такими счастливыми с ручонками обернутыми ладонями родителей, я бы заглядывал в бакалейные лавки и видел бы ни к чему не причастных дзэнских мясников рубящих шеи цыплятам, я бы глазел истекая слюнками на прекрасных под румяной корочкой жареных уток в витрине, я бы бродил везде, постоял бы и на углу Итальянского Бродвея, чтобы причаститься к жизни, голубые небеса и белые облака над головой, я бы вернулся и пошел в китайскую киношку со своей пинтой и сидел бы там потягивая из нее (с этого времени, с 5 часов вечера) целых три часа подрубаясь по прикольным сценам и неслыханным диалогам и сюжетным ходам и может кто-нибудь из китайцев увидел бы как я прикладываюсь к пинте и подумал бы "Ах, пьяный белый пришел в китайское кино" -- в 8 я бы вышел в синие сумерки с мерцающими огоньками Сан-Франциска по всем волшебным холмам вокруг, теперь я бы снова наполнил свою пинту в гостинице и по-настоящему пустился бы в долгий поход по всему городу, нагуливать аппетит перед полуночным пиршеством в кабинке изумительного старого ресторана Сунь Хьон Хунга -- Я бы перевалил через холм, через Телеграфный, и вниз до самого железнодорожного тупика где я знаю место в узеньком закоулке где можно сидеть и пить и лыбиться на огромный черный утес обладающий волшебными вибрирующими свойствами благодаря которым он отражает послания роящегося святого света в ночи, я знаю я пробовал -- затем, прикладываясь, потягивая, снова закручивая бутылочку, я иду своим одиноким путем вдоль по Эмбаркадеро сквозь районы ресторанов Рыбачьей Пристани где тюлени разбивают мне сердце своими кашляющими любовными криками, я иду, мимо креветочных ларьков, наружу, мимо мачт последних судов в доках, а потом вверх по Ван-Несс и переваливаю вниз в Вырезку -- подмигивающие шапито и бары с вишенками в коктейлях, бледные личности старые кирюхи-блондинки ковыляющие в штанах к винным лавкам -- потом иду (вина чуть-чуть на донышке а я торчу и радуюсь) вниз по главной артерии Маркет-Стрит и кабацкой мешанине из моряков, киношек, и забегаловок с содовой, через переулок и в Скид-Роу (там приканчивая свое вино, среди скабрезных старых парадных исписанных мелом и обоссанных и со стеклами вышибленными сотней тысяч скорбящих душ в лохмотьях от Гудвилла) (теми же самыми мужиками которые скитаются на товарняках и цепляются за клочки бумаги на которых всегда находишь какую-нибудь молитву или философию) -- С вином покончено, я иду напевая и тихонько прихлопывая в ладоши в такт своим шагам до самого Кирни обратно в Чайнатаун, уже почти полночь, и я сижу в чайнатаунском парке на темной скамейке и дышу воздухом, допивая в виду у пищевых вкусных неоновых вывесок моего ресторана мигающих на всю улочку, время от времени в темноте мимо проходят чокнутые пьянчуги шаря по земле в поисках бутылок где еще что-то осталось, или бычков, а на той стороне Кирни видишь как в большой серой тюрьме входят и выходят синие копы -- Затем захожу в свой ресторан, делаю заказ по китайскому меню, и сразу же мне приносят копченую рыбу, тушеного цыпленка с кэрри, сказочные пироги с уткой, невероятно вкусные и нежные серебряные блюда (на ножках) с исходящими паром дивами, с которых поднимаешь крышку и принюхиваешься -- с чайником, чашкой, ах я все ем -- и ем -- до полуночи -- может быть потом за чаем пишу письмо любимой Ма, рассказывая ей -- потом всё, отправляюсь либо спать либо в наш бар, Место, чтоб найти всю шарагу и напиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22