«Любишь дальнего, унижаешь ближнего» (возможно филантроп сам не брезговал услугами негров) – Так что я опять Ти Жан – Дитя, играю, ставлю заплатки, готовлю ужины, мою посуду (на плите все время грелся чайник, чтобы в любой момент можно было плеснуть в сковородку кипятка, добавить «Тайда» чтоб отмокло хорошенько, а потом уже отскрести проволочной мочалкой, сполоснуть и вытереть насухо) – Долгими ночами размышляешь о пользе проволочных мочалок, этих рыжих медных вещиц продающихся в супермаркете по 10 центов и бесконечно более интересных для меня чем глупый, бессмысленный роман «Степной волк» который я с недоумением прочел в своей хижине, старый пердун рассуждает о современном «конформизме» и воображает себя невероятным Ницше, несчастный эпигон Достоевского, опоздавший на 50 лет (у него видите ли «персональный ад» потому что ему не нравится то что нравится другим людям!) – Лучше любоваться в полдень оранжево-черной принстонской расцветкой бабочкиных крыльев – А лучше всего выйти ночью на берег послушать море.
Хотя может быть не стоило так уж чересчур пугать и переутомлять себя на ночном берегу, не под силу это простому смертному – Каждый вечер после ужина часов в восемь я надевал свой рыбацкий плащ, вооружался тетрадкой, карандашом и фонариком и пускался в путь (иногда встречая по дороге призрачного Альфа); пройдя под ужасным высоким мостом видел скалящиеся сквозь мглу белые пасти океана; зная местность, я шел вперед, перепрыгивал через береговой ручей, устраивался в своем уголке под утесом недалеко от одной из пещер и сидел там как идиот в темноте занося звуки волн в тетрадку (секретарский блокнот), белую страницу было хорошо видно в темноте так что можно было записывать без фонаря – Я опасался жечь фонарь чтобы не напугать мирно ужинающих жителей домика на утесе – (позже я выяснил что не было там никаких мирных ужинов, просто плотники при ярком свете сверхурочно заканчивали стройку) – А я боялся 15-футового прилива и все же продолжал сидеть надеясь что Гавайи не пришлют приливную волну или я хоть успею разглядеть ее в темноте, идущую издалека и высокую как Грумус – Однажды ночью я все-таки испугался и забрался на десятифутовую скалу у подножия большого утеса, а волны рычали: «Страшно забрался стррахх – ворота крруш кррошшш» – особенным ночным голосом – Море длинно не говорит, у него короткие фразы: «Шшто?… который сплошь? – тот же, бумм…» – Фантастическая бессмыслица но я чувствовал что должен это делать, ведь Джеймс Джойс не успел, умер (и я думал: «Надо на будущий год записать говор Атлантики, например на ночном берегу в Корнуолле, или мягкое биение Индийского океана, может быть в устье Ганга») – Сижу и слушаю как волны на разные голоса толкуют песку: «Обломм хоррошш, ах роупли или крошшево, а что же ангелы тише?» и так далее (Полностью стихи, сочиненные морем, можно найти в приложении к этой книге под названием «Море: Звуки Тихого Океана в Биг Суре» – Дж.К.) [i] – Порой взглядываю наверх где несутся по мосту автомобили и думаю: что увидали бы они в этой сумрачной туманной ночи если бы знали что в тысяче футов внизу на яростном ветру сидит безумец во тьме, пишет во тьме биение моря – Так сказать морской битник, а ну попробуйте назвать меня битником за это, кто смелый – Огромная черная скала, кажется, движется – Мрачная грозная ревущая уединенность, не всякому под силу, я вам говорю – Я бретонец! – кричу я и чернота отвечает: «Les poissons de la mer parlent Breton» (рыбы морские говорят по-бретонски) – И все же я хожу туда каждую ночь, не могу сказать чтобы мне это нравилось, но я должен (и видимо это свело меня с ума) записывать звуки моря, всю эту сумасшедшую поэму «Море».
И как на самом деле всегда приятно уйти оттуда, вернуться в нормальный человеческий лес, в избушку где еще не остыл очаг, к лампе Бодхисаттвы, банке с папоротником на столе и коробке чая «Жасмин», все такое милое после всех этих скал и делюжей (потопов) – И я жарю полную сковородку прекрасных оладок и говорю: «Блажен кто может испечь себе хлеб» – Вот так вот, три недели счастья – И сигареты я сам скручиваю – Я уже говорил что иногда медитирую на фантастической полезности копеечных вещиц типа проволочной мочалки, вообще у меня в рюкзаке множество замечательных предметов, например 25-центовый шейкер в котором я только что взбил тесто для оладок, а также неоднократно пил из него горячий чай, вино, кофе, виски и даже хранил в нем чистые платки когда путешествовал – Крышка шейкера – моя священная чаша, пять лет уже она со мной – И многое другое, куда ценнее чем ненужные дорогие вещи которые покупаешь и никогда не пользуешься – Взять хотя бы мягкий черный спальный свитер, ему уже тоже пять лет, и влажным летом в Суре я ношу его сутками, в холод поверх фланелевой рубашки, а ночью залезаю в нем в спальник – Чрезвычайно полезная и ценная вещь – А дорогие вещи как-то не пригождаются, например шикарные штаны которые я купил для недавней записи в Нью-Йорке и прочего телевидения и с тех пор ни разу не надел, или плащ за 40 долларов который я не ношу потому что у него боковые карманы фальшивые, без собственно карманов (платишь за лейбл и так называемый «фасон») – Или дорогой твидовый пиджак купленный для телевидения и более не пригодившийся – Две дурацкие спортивные рубашки купленные для Голливуда и с тех пор ни разу не надеванные – по 9 баксов каждая! – И я чуть ли не со слезами вспоминаю старую зеленую футболку которую нашел, между прочим, восемь лет назад, между прочим, на СВАЛКЕ в Уотсонвилле, Калифорния, между прочим, и уж носил ее носил, и до чего удобная была!

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8