Мы чувствовали себя глупо и не знали, что сказать, а что касалось меня, то я не хотел связываться вообще ни с каким карнавалом. Мне дьявольски не терпелось добраться до нашей толпы в Денвере.
Я сказал:
– Ну, я не знаю… мне чем быстрее, тем лучше, у меня, наверное, просто не будет столько времени. – Эдди ответил то же самое, и старик, махнув рукой, обыденно прошлепал обратно к своей машине и уехал. Вот и все. Мы немного посмеялись и представили себе, как это вышло бы в натуре. Мне виделась темная, пропыленная ночь посреди равнин, лица небраскинских семейств, что бродят вокруг, их розовые детки взирают на все с трепетом, и я знаю, что чувствовал бы себя самим сатаной, дурача их всякими дешевыми карнавальными трюками. Да еще чертово колесо вращается во мраке над степью, да, господи ты боже мой, грустная музыка развеселой карусели, и я такой, хочу добраться до своей цели – и ночую в каком-нибудь позолоченном фургоне на постели из джутовых мешков.
Эдди оказался довольно рассеянным попутчиком. Мимо катила смешная древняя колымага, ею управлял старик; эта штуковина была сделана из какого-то алюминия, квадратная, как ящик, – трейлер, без сомнения, но какой-то странный, чокнутый, самопальный небраскинский трейлер. Ехал он очень неторопливо и невдалеке остановился. Мы бросились к нему; он сказал, что может взять только одного; без единого слова Эдди прыгнул внутрь и медленно задребезжал прочь, увозя мою шерстяную шотландку. Что поделаешь, я мысленно помахал своей рубашечке; в любом случае, она была мне дорога всего лишь как память. Я ждал в нашем маленьком персональном кошмарном Шелтоне еще очень и очень долго, несколько часов, не забывая, что скоро уже ночь; на самом же деле, еще стоял день, просто очень темный. Денвер, Денвер, как же мне добраться до Денвера? Я уже готов был сдаться и собирался немного посидеть и выпить кофе, как остановился сравнительно новый автомобиль, в нем сидел молодой парень. Я бежал к нему как сумасшедший.
– Куда тебе?
– В Денвер.
– Ну, я могу тебя подбросить на сотню миль в ту сторону.
– Чудно, чудно, вы спасли мне жизнь.
– Я сам раньше стопом ездил, поэтому сейчас всегда беру кого-нибудь.
– Я б тоже брал, кабы машина была. – Так мы с ним болтали, он рассказывал мне про свою жизнь – это было не очень интересно, я начал потихоньку дремать и проснулся у самого Гётенбурга, где он меня и высадил.

4

Тут началась самая клевая поездка в моей жизни: грузовик с открытым верхом и без заднего борта, в кузове растянулись шестеро или семеро парней, а водители – два молодых светловолосых фермера из Миннесоты – подбирали всех до единого, кого находили по дороге; никого, кроме пары этих улыбчивых, бодрых и приятных деревенских лоботрясов, видеть но хотелось; оба одеты в хлопчатобумажные рубашки и рабочие штаны – и всё; оба со здоровенными ручищами и открытыми, широкими и приветливыми улыбками для всего, кто или что бы ни попалось на пути. Я подбежал и спросил:
– А еще место есть?
– Конечно, запрыгивай давай, места всем хватит.
Не успел я взобраться в кузов, как грузовик о ревом рванулся дальше; я не удержался, кто-то в кузове схватил меня, и я шлепнулся вниз. Кто-то протянул бутылку с сивухой, там оставалось на донышке. Я глотнул от души в диком, лирическом, моросящем воздухе Небраски.
– Уу-иих, поехали! – завопил пацан в бейсбольной кепке, и они разогнали грузовик до семидесяти и как из пушки обгоняли всех, кто был на трассе. – Мы на этом сукином сыне едем аж из самого Де-Мойна. Парни никогда не останавливаются. Им приходится иногда орать, чтобы слезть поссать. А то приходится ссать с воздуха и крепче держаться, браток, – чем крепче. Тем лучше.
Я оглядел всю компанию. Там было два молодых пацана – фермеры из Северной Дакоты в красных бейсболках, а это стандартный головной убор пацанов-фермеров в Северной Дакоте, они ехали на урожаи: их старик дал им отпуск на лето, поездить. Было два городских пацана из Колумбуса, Огайо, студенты-футболисты; они жевали резинку, подмигивали, распевали песни на ветру; они сказали, что летом вообще ездят стопом по Штатам.
– Мы едем в Эл-Эй! – вопили они.
– А чего делать там будете?
– А черт его знает. Какая разница?
Потом был еще длинный тощий кент с вороватым взглядом.
– Ты откуда? – спросил я его. Я лежал с ним рядом в кузове; сидеть там было невозможно, не подскакивая, а поручней, чтобы держаться, не было. Он медленно развернулся ко мне, открыл рот и вымолвил:
– Мон-та-на.
И, наконец, там был Джин с Миссиссиппи и его подопечный. Джин с Миссиссиппи был маленьким чернявым парнем, который ездил по стране на грузовых поездах, хобо лет тридцати, но выглядел он молодо, а сколько ему на самом деле, сказать было трудно. Он сидел на досках, скрестив ноги, смотрел на поля, ни слова ни говоря на протяжении сотен миль, а в конце концов однажды повернулся ко мне и спросил:
– А ты куда едешь?
Я ответил, что в Денвер.
– У меня там сестра, но я ее не видел уже лет несколько. – Его речь была мелодичной и медлительной. Он был терпеливый. Его подопечный – высокий светловолосый шестнадцатилетний паренек – тоже был одет в тряпки, как у хобо: то есть на них обоих была старая одежда, почерневшая от паровозной сажи, грязи товарных вагонов и от того, что спишь на земле. Светлый пацан тоже вел себя тихо и, казалось, от чего-то убегал; и по тому, как он смотрел прямо перед собой и облизывал губы, тревожно о чем-то размышляя, выходило, что убегал он от полиции. Иногда Кент из Монтаны заговаривал с ними с саркастической и оскорбительной ухмылкой. Те не обращали на него внимания. Кент был весь из себя оскорбление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18